Кристиан Нееф - 01.09: Бесланское досье

Гутиеву этот зал знаком. Здесь раньше тренировались боксеры. Он знает, там должна быть раздевалка с душем и умывальником, с водой. И действительно, террористы открывают дверь и впускают Заурбека Гутиева. Он бросается к умывальнику, пьет, сколько может, глотает, втягивает в себя воду, по телу разливается свежесть. Его отталкивают назад в боксерскую, свет гаснет.

Гаснет свет. Для тех 35 или 40 человек это жуткий сигнал – сигнал грозящей смерти. Гаснет свет, и 35 или 40 заложников слышат, как щелкают затворы винтовок, как вставляют магазины и рожки, слышат тихие скрипучие голоса.

В эти секунды все говорит за то, что предстоит массовый расстрел. Заурбека Гутиева охватывает страх, что его расстреляют во мраке этого спортивного зала. От ужаса у него недержание, в свои 84 года он вдруг понимает, что ужасы войны – еще не предел. Слепой садизм этого террора превосходит все, что довелось ему пережить в те 160 дней и 160 ночей Сталинграда. У этих мучителей ничего человеческого нет. Их зверство не знает пределов.

Они не стреляют. Они упиваются своей властью над жизнью и смертью. Они говорят: "Сесть! Молитесь своему Богу!" Заурбек Гутиев не молится. Он надеется на чудо, хотя в следующую секунду ему кажется, что все пропало. Наступает ночь. 35 или 40 заложников не спят во мраке маленького спортзала. Они будут так сидеть до шести утра следующего дня, когда их снова переведут в большой зал. Они сидят 10 часов.

Правительственный переговорщик Леонид Рошаль откладывает трубку в сторону. Только что он сказал захватчикам в школе о новом предложении:

"Мы хотим предоставить вам возможность выйти из школы. Сделаем коридор – отсюда до Чечни. Вас никто не будет атаковать. Можете взять с собой заложников". В ту секунду, когда Рощаль заканчивает говорить, он слышит ответ: "Нет!"

"Они на переговоры идут еще хуже, чем та банда в театре", – думает Рошаль. И: "Они извлекли уроки. Они знают, что находятся в беспроигрышном положении – им нечего терять. Примет правительство их требования – они выиграли. Не примет – солдаты будут штурмовать школу, взорвутся бомбы, погибнут осетинские дети – от рук ингушских и осетинских шахидов-самоубийц. И это будет победой террористов, языка насилия, будет работать на экспорт чеченской войны в соседние кавказские республики". Так думает Леонид Рошаль, доктор.

Кто-то из детей теряет сознание. У одного из семиклассников начинается эпилептический припадок. Родители в отчаянии передают детей вперед, ближе к проходу, и умоляют террористов дать им попить. Террористы угрожают застрелить детей и палят в потолок.

В зале такая жара и теснота, что некоторые из заложников укладываются спать на пакеты из-под взрывчатки, прямо под большими бомбами в баскетбольных корзинах. Доктор Лариса Мамитова в этот вечер не находит где прилечь между заложниками. Она спрашивает террориста, можно ли ей лечь на кучу, сложившуюся из брошенных сумок. Боевик разрешает. Мамитова вспоминает, что в ее сумке есть медикаменты. Она принимается искать лекарства по сумкам. Один из террористов это замечает, но делает вид, что не видит.

У многих детей поднялась температура. Мамитова раздает, что удалось найти по сумкам – таблетки от сердца, аспирин, обезболивающее. Из задних рядов кричат, что им тоже нужны медикаменты. Мамитова спрашивает, какие. "Любые! Нам все равно". Сын Мамитовой Тамерлан и сын одного коллеги из больницы в эту ночь держались рядом с ней. Ребята говорят, как они хотят пить. Им по 13 лет. Они боятся погибнуть.

На блокпосту день тянулся ужасно долго. Роман Алиев, патрульный милиционер и 30 его коллег должны следить за толпой – за родственниками, которых тут собралось уже сотни, может быть, даже тысячи. Временами у шлагбаума грозит разразится паника – люди умоляют милиционеров ничего не предпринимать, ни в коем случае не штурмовать.

Роману Алиеву точно не известно, о чем речь. Штурма никто не планирует, милиционеры – уж точно. Люди только повторяют то, что слышали по телевидению. Что террористы готовы на все, что за одного своего убитого они расстреляют 50 заложников, и другие страсти. Роман пробует успокаивать людей.

Наступает ночь. Ночью спокойней: меньше родственников – они расходятся, идут поесть, пытаются поспать. Роман Алиев и его коллеги делят лаваш, режут на куски сыр и усаживаются под орешником и каштанами поесть. Они спят по очереди.

Алиев не спит. На его посту появляется большой начальник. Какой-то полковник из Владикавказа. С ним – начальник милиции, люди из антикризисного штаба, политики. Они говорят: "Этот пост больше не нужен, уберите заграждения. Мы сейчас ведем переговоры и, вероятно, дадим им коридор для отступления. Ни в коем случае не задерживать и не стрелять. Вероятно, они возьмут с собой заложников".

Милиционеры собираются в группу, чтобы уйти с позиции. Со стороны они выглядят как шайка разбойников на какой-то гражданской войне. Половина в милицейской форме, другая половина – в гражданском. У тех, что в форме – фуражки, кители разные, разные пояса, кто-то в сапогах, кто-то – в кроссовках. У некоторых табельное оружие, калашниковы, у других – винтовки из личных запасов, потому что в отделениях милиции оружия оказалось недостаточно. В таком виде они и отходят.

Они идут к ближайшему железнодорожному переходу и собираются там ждать. Переход простреливается из школы. И действительно, в их направлении стреляют пару раз. Милиционеры уходят в прикрытие и наблюдают за школой.

Они видят, как через ворота школы выходят трое террористов. Они с оружием, начеку, винтовки наготове. Они проходят несколько шагов. Похоже, они решили посмотреть, как обстановка. Алиев слышит, как они все трое кричат "Аллах велик!" Они стреляют в воздух и снова исчезают в здании школы. Алиев ждет. Теперь, кажется, террористы должны скоро уйти. Он ждет, что скоро подъедут машины. Но ничего не происходит. Четверть часа он ждет, и не происходит ничего. Потом его отряду поступает новый приказ: вернуться на позиции на углу Лермонтовской и Коминтерна. Под выстрелами, но под покровом ночи, они возвращаются. Похоже, коридора не будет.

Фатима, фотограф местной газеты, продвигается ползком между заложниками вблизи того помещения, где гимнастические снаряды, который рядом с коридором, ведущим от тренировочного зала к главному. Она видит, что в зале, где гимнастические снаряды, террористы по очереди ложатся спать. "Я же журналистка", – размышляет она. – "Должна все подмечать". Но у выхода из тренировочного зала дышать вообще нечем. Фатима задыхается. Ночью она подползает к окну и укладывается на подоконнике. Заснуть не удается. Поначалу была надежда, что террористы хотя бы детей отпустят. Теперь она не верит, что ей удастся выжить. Приходит мысль, что лучше смириться с судьбой.