Антонио Катифоро - Жизнь Петра Великого

Стефан Писарев отличался высоким профессионализмом. Даровитый студент московской Славяно-греко-латинской академии, он еще до ее окончания, в 1725 г., был включен графом С. Л. Владиславичем-Рагузинским в важнейшую дипломатическую миссию в Китай. По сути дела, он становится канцеляристом при русском посольстве в Пекине и вместе с ним возвращается в 1728 г. в Россию. Сначала Писарев преподает греческий язык в родной Славяно-греко-латинской академии, а в 1731 г. переезжает в Петербург и поступает на службу чиновником в Коллегию иностранных дел, поднимаясь по служебной лестнице до чина статского советника и посвящая свой досуг переводам – преимущественно с итальянского и греческого 16 16 Обзор его творчества см.: Николаев С. И. Писарев Стефан // Словарь русских писателей XVIII века. Вып. 2 (К–П). СПб.: Наука, 1999. С. 437–438. .

Итак, в 1743 г. Елизавета Петровна получает, спустя всего семь лет после выхода оригинала, профессионально подготовленный перевод жизнеописания ее знаменитого отца с длинным, но весьма исчерпывающим названием: «Житие Петра Великаго, Императора и Самодержца Всероссийскаго, Отца Отечества, собранное из разных Книг, во Франции и Голландии изданных, и напечатанное в Венеции, Медиолане и Неаполе на диалекте Италианском, а потом и на Греческом: с коего на Российской язык перевел статский советник Стефан Писарев».

Однако публикации перевода пришлось ждать тридцать лет: он вышел уже в правление Екатерины II, причем за собственный счет уже вконец отчаявшегося переводчика.

Причины такой впечатляющей задержки неизвестны. Высказывалось предположение, что в правительственных кругах по получении рукописи Писарева вызрело решение иметь трактат какого-то более престижного западного автора, каковым в итоге, спустя годы, стал Вольтер 17 17 См.: Шмурло Е. Ф. Вольтер и его книга о Петре Великом / Подгот. текста к публ. М. В. Ковалева и А. Е. Кулакова. СПб.: Нестор-История, 2021. . Сам переводчик в напечатанной книге в 1772 г. невнятно обвиняет, спустя тридцать лет, неких «недоброхотов». Кто же эти «недоброхоты»? Нельзя исключить, что ими были еще жившие в те годы современники Петра, как-то нелицеприятно упомянутые (или, наоборот, забытые) в книге Катифоро.

Нельзя сказать, что дело пропало втуне: на Руси стали широко циркулировать рукописные варианты «Жития Петра Великого». Сохранившихся списков много: сегодня их насчитывают в Российской национальной библиотеке – более 35, в Библиотеке Академии наук – более 20, в Российской государственной библиотеке – более 10 экземпляров и т. д. Биография монарха «заслуженно приобрела широкую популярность. Это объяснялось интересом к личности великого государственного деятеля, ясностью и простотой авторского изложения, мастерством переводчика» 18 18 Пештич С. Л . Указ. соч. С. 203. . В итоге трактат «Vita di Pietro il Grande» в русском переводе лег в основу многих рукописных компиляций Елизаветинской эпохи: заинтересованные люди не только его переписывали, но и добавляли свои предисловия, новые фрагменты, комментарии. Можно с уверенностью говорить, вслед за исследователем С. Л. Пештичем, о серьезном «влиянии произведения Катифоро на развитие русской исторической мысли» 19 19 Там же. С. 204. . Любопытно, что даже после выхода «Жития…» из печати его продолжали переписывать от руки. Русским переводом трактата широко пользовался И. И. Голиков в своих «Деяниях Петра Великого» (правда, он со временем разочаровался в работах иностранных авторов). Эту книгу имел в своей библиотеке и Пушкин: когда он собирал материал для своей незавершенной «Истории Петра I», то добросовестно, четырежды, указал источник («по свидетельству Катифора») – точно так же, когда в «Медном всаднике» поэт в уста Петра вкладывал метафору об «окне в Европу», он указал ее автора – Альгаротти.

Каким же образом книга «Vita di Pietro il Grande» попала в Петербург, кто первым обратил на нее свое внимание? Вероятно, ее – в итальянском или греческом варианте – мог приобрести выходец с Балкан граф С. Л. Владиславич-Рагузинский, собравший богатейшую библиотеку. (После его кончины в 1738 г. Писарев получил по завещанию часть библиотеки своего патрона.)

Венецианскую книгу мог знать и ценить другой представитель высоких кругов – Семен Кириллович Нарышкин, которому Писарев посвящает один из своих переводов греческой духовной литературы. Хотя это посвящение относится к позднему периоду (1773 г.), высказывается убедительное предположение, что два ровесника – эрудированный аристократ-эллинофил и культурный чиновник при дипломатическом ведомстве – уже общались в Петербурге в 1730‐х гг. 20 20 Об этом см.: Кагарлицкий Ю. В . К вопросу об издании переводных религиозных книг в России XVIII века: переводы Стефана Писарева и их издательская судьба // Век Просвещения. Вып. II. Цензура и статус печатного слова во Франции и России эпохи Просвещения. Кн. 1. М., 2008. С. 470–497. При этом Нарышкин, как известно, имел весьма близкие отношения с Елизаветой Петровной: сразу по ее восшествии на престол он начинает блестящую дипломатическую карьеру.

Нельзя исключить и некую роль князя Антиоха Дмитриевича Кантемира, тоже дипломата-эллинофила и тоже ровесника Писарева, хотя сведений об их возможном знакомстве нет.

В любом случае представляется, что именно в кругу этих молодых «русских европейцев» (в момент восхождения Елизаветы на престол им чуть более 30 лет) с их связями на Западе (при особом внимании к средиземноморским и греческим делам) и осуществился выбор венецианской книги в качестве первой биографии Петра на русском и ими же было сформировано благожелательное мнение только что воцарившейся императрицы 21 21 В. В. Буш, убедительно предполагая, что Елизавета Петровна вряд ли сама могла указать на книгу Катифоро, категорично заявляет, что «выбор был предоставлен Писареву»; см.: Буш В. В . Указ. соч. С. 268. Однако думается, что в таком ответственном деле участвовали более высокопоставленные лица, нежели молодой сенатский чиновник. .

Писарев с энтузиазмом берется за «Житие Петра Великого». Давно замечено, что его труд – это больше, чем простой перевод. Исследователь этого текста пишет: «Сравнивая рукописи русского „Жития“ с итальянским оригиналом и с русскими печатными изданиями, я пришел к выводу, что „Житие“ – не простой перевод sine ira et studio 22 22 Без гнева и пристрастия ( лат .). , а до некоторой степени переделка, приноровленная к потребностям и взглядам русского читателя XVIII века» 23 23 Буш В. В . Указ. соч. С. 263. , поясняя далее: «Такая „переделка“ вместо перевода книги сама по себе ничего оригинального не содержит – <���…> такие „переделки“ были широко распространены» 24 24 Там же. .