Виктор Красильников - Тельняшка жизни

Заглавная партия отводилась профи сварщику Виктору Базаленко. С опасной, но ловкой в работе бензинорезкой кромсал он по вдохновению отслужившие суда, словно картонные макетики. Четыре такелажника, пятитонный кран, мощная лебёдка и широкая палуба мотозавозни для добытого – вот и вся лучшая судоразделка страны.

Поднаторели на клондайках! Верхней нашей нотой оказалась брошенная вояками старая фашистская матка подводных лодок. Махина, как в наказанье за разбой “волчьих стай”, стояла, уткнувшись в комариный заповедник Лингастровки. Короче, сделали ей дурно, срезали до уровня воды по бортам. Последнее, что откромсали, – постели для торпед. С той давней шалости осталась на память фальштруба. В ней сварочный пост на базе отряда оборудован.

Как на пакость, приезжает в Архангельск грозный контр-адмирал взглянуть на трофей. Кое-какие мысли по ней родились. А стальной бабы-яги и нет. Рассвирепел:

– Куда дели, прохвосты Иголкины?

“Так и так, – докладывают, – простите нас, дураков, не могли представить, что понадобится. Кабы знатьё! А виновных накажем, искореним самодеятельность”.

Выругался обладатель крупных звёзд и отбыл к службе. Одного виноватого начальник базы Сергей Петров, большой оригинал, испытал страхом. Является мой сменный помощник за получкой, а самочинный следователь отзывает его в сторону.

– Ты немецкую матку подплава распилил? Адмирал прибыл – дознанье учинять. Говорит, в связи с напряжённой международной обстановкой её в строй хотели ввести. Список потребовал тайных пособников мирового империализма.

Тот побелел и чуть не сполз по стенке. Если ещё в словах чуть дожал, потерял бы помощничка. Это я о времени начала капитанства на своей ласточке АСПТР-5 после аллергии. Дальше поймёшь на что.

Куда серьёзней было с подготовкой строительства новых причалов на Экономии. Проектанты потребовали расчистить дно примерно на вылет стрелы от причального фронта. Под эту задачу получили плавкран. Тут же выяснилось: из-за неясного исхода для жизни электромеханики в страшном дефиците. Одного, настоящего, заманили из Мурманска, другого поручили кадровику найти подешевле, из своих. Пошелестел он личными делами и обнаружил бывшего старшего электрика с т/х «Котласлес» – меня то бишь. Огибая согласие, закрыли брешь.

Не зная толком, как приступить, первыми пустили водолазов. Их в отряде держалось около роты военной поры – человек шестьдесят. Здоровенные парни в неповоротливых, тяжёлых скафандрах-трёхболтовках за целый день отрыли несколько снарядов. С величайшей осторожностью, с оцеплением наверху, положили их в люльки. Сапёры, держась за каждую букву инструкций, доставили находку в дальнюю яму. Напрасно бухнул подрывной заряд: снарядики полувековой замочки оказались немыми. Так пропало несколько недель.

Сроки строительства причалов накрывались медным тазом. Главный инженер отряда Николай Сидоров прикинул – и веком не обойдёшься. Доложили в обком. Оттуда: «Ваши предложения?» Вот тогда стал отрядный с простой русской фамилией схож с Наполеоном под Тулоном. Шанс для исполнения отыскал один:

«Делаем так. Пригоняем плавкран с пятитонным грейфером. Выдаём шаланды три за сутки с самоопрокидыванием за Мудьюгом. А водолазы – испытанный винтаж для газетчиков и начальства. Иначе как героизм прочувствуют?»

Тем цыгано-венгерским п/к и приступили. Шаланда с опрокидоном была всего одна. Срочно заказали ей подругу в “Красной кузнице”. Спецы обмерили голландку, зачертили. Судокорпусники сдали. Творение получилось почему-то меньшего объёма. Сколько её ни дорабатывали, оверкиль она делала один из десяти попыток. Такое значило, что неудачницу нужно снова везти под кран, идеально ровнять. Про меж себя нарекли её «Надеждой».

Верхняя кромка дна у причалов сопротивлялась подобно панцирю. Челюсти грейфера скребли по ней и отрывали пригоршню. Три шаланды давать всё же применились. Вонзались в точку и постепенно делали яму с расширением. Чем глубже, тем полновесней вирались ковши. Наутро там отмечались водолазы.

– Опять до Америки разрыли, – кричали по связи обеспечивающим спуск. Понятно, искать в таком сундуке было глупо – всё уплыло с поднятым грунтом. И снова всерьёз по предначертанию.

Как ни упирались горлопанистый крановщик Валерка Шереметьевский и степенный трудяга Никитич, но вертеться сутками не могли. Приходилось подставляться за них. На нашей суточной вахте – сменный механик Владимир Ерофеев, приятель хороший ещё по загранкам, и я. На другой добровольцами были стармех Даниил Павлович Кожин, казавшийся нам, не отошедшим ещё от молодости, старым резонёром, и Фёдор мурманский. Третьей вахты не держали, потому что без обработки отход от кассы получался бы совсем скромным.

В стальную пасть иногда попадались снаряды с качественными взрывателями. Те срабатывали хлопком проколотого шарика. Пук – и всё. Для очистки нашей совести, должно быть. Зря, что ли, 15 % гробовых доплачивали, а 35 % водолазам? Когда отваливала посудина, с высоты «скворечника» любил осмотреть лесной берег полноводной к устью Кузнечихи.

Суетный, часто живущий страстями войн, мир людей и мир природы не сходились ни в чём. Шустрый шеф мой, не доверяя создателям нашего заведования, осунулся, зарос неказистой бородёнкой. По своей ответственной воле почти отбился от жены и дома. Не в насмешку, а с полным почтением титуловали его электро-Федя. При работе плавкрана, как велено, вблизи никто не рисовался. Графский крановщик, а потом и все норовили, заканчивая, грохнуть пустым ковшом о палубу. Такое переводилось: «Всё сам, всё один, а вы от сна пухнете. Обидно».

За навигацию 1964 года заметно подались от речки Ваганихи к дальним причалам. Едва в мае вынесло лёд, пошли, как на приступ. Даже «Надежда», когда, ослабляя буксир, выбирали внатяжку кингстонный тросик, заваливалась охотнее. В это время должен был случиться справедливый мордобой, да не состоялся по причине долгого неведения. Открылось, когда вознамерились воскресить Корабельное русло и обнаружили в грунте снаряды. Один сукин сын (без фамилии) тайно таскал шаланды ночью туда. На российский двор вкатила перестройка-развалюха. Вопросики: «Откуда подарки?» и «Стоит ли продолжать?» – отпали сами собой.

Любители сувениров вытаскивали из мокрой смеси песка, глины, щепы в цинковых пачках патроны, отдававшие латунной желтизной. Рассыпались под пальцами красивые сёдла, конская упряжь. Многое не сразу поддавалось определению. Крупней орудийных лафетов не видел. Про штабные роллс-ройсы врать не буду. Другие пусть “вспоминают”. Самим не поверилось, что до встречи с Двиной допёрли. От начальства: «Стоп, мавры…»

…Очутились мы, конечно же, на Бакарице. Принялись за привычное копание. “Барон Дризен” безмерно там намусорил – и что со штабелей поднялось, и в реку слетело. Однако против опыта и отлаженной системы баррикад нет. В ковшах часто попадались удивительно сохранившиеся столбики пороха. Жёлтые – длинные, чёрные – короткие.