Виктор Красильников - Тельняшка жизни

Дед понимающе щурился и предлагал подключиться к вольтметру. Мы, ценители приключений, наставляли сходить в клуб на драку или познакомиться с поселковой дамочкой. А Фёдор шёл в каюту и утыкался в папки электросхем. Пояснениями пренебрегал, зная лишь то, что такой язык существует.

Мысль, не расстрельная ли мы команда? – ещё не терзала. Но браться за рычаги, кроме крановщиков, все зареклись. Половинит ли это вину? Как знать? Варварское по-варварски исполняли.

«Святая Анна», как и положено святой, держалась стоически. Три грейфера из классной стали, затупив, сломали о её слоёные борта к исходу первого месяца. Уродцем негодным пропал садист-трёхклешнёвик. Опасаясь за дизеля, потребовали силовой кабель с берега. Она, голубушка, из мрака водяного что-то пыталась сказать. Необъяснимо, но я чувствовал это. Много позже слова открылись: «Прости им, Господи, ибо не ведают, что творят».

Встали, словно в отстой. Сидоров на катере пригнал с расспросами, как смершник: «Не давал ли Шошин каких-нибудь тайных указаний дело завалить? Нет ли других злоумышлений?»

По некультурности сам ему двинул:

– С каких хренов с утопленницей возимся, разве важнее дел нет?

Главный дёрнулся ершом на крючке, посоветовав не умничать. На подобное у меня всегда хорошая фраза припасена. В остатке послал я его… чтоб скорее на базу вернулся.

Ковши-убийцы на «Кузне» отремонтировали. Ещё два реквизировали партийные в Портофлоте. Рассказывать долго – больно. Доконали больше себя, технику, чем корабль. К концу третьего месяца истерзанный остов всё же сумели оторвать ото дна. В Никольском рукаве между Рикасихой и Лайдоком, где жгли старые зверобойные шхуны, – последнее упокоение истинно святой по мукам полярницы. Не в обиду кому-то скажу:

«Запад» в сравнении с ней – спичечный коробок против фамильного золотого портсигара. Равноценен лишь «Святой великомученик Фока», но и того не уберегли. До начала пятидесятых годов купались с него кузнечевские, соломбальские мальчишки. Весь он был уже раскурочен. Кому что приглянулось. Потом по партийному указанию дурацкого разряда настал ему полный аминь.

От сотворённого завелась у меня аллергия на все плавкраны. Зимой закончил курсы судоводителей-механиков – и на живое дело, на свою ласточку "АСПТР-5".

Валентин Иванович от обиды непонятости ушёл на другое поприще.

Главный инженер заветную планку так и не взял. Нептуновские парни были те ещё артисты. Как-то за разговорами в водолазке угостили разбавленным слегка спиртиком всегдашнего их заступника. Доза худенькому, востренькому явно не по комплекции оказалась. Подобно охвату подкильного конца, к нему пристроились по-дюжему и повели под руки домой. Большую часть пути петляли дворами. Нелишняя в секретной доставке осторожность подвела.

Нет, не по касательной пересеклись, а ткнулись срединным в начальника СМП Кузнецова. Свидетели – вся обомлевшая комиссия за спиной.

Тот вообще выезды любил, особенно на новостройки пароходских пятиэтажек.

На изумлённый его вопрос: «Часто ли вот так?» – сдали с честными лицами и характерной неопределённостью по мутности воды.

– Этим двором впервые.

Репутация оказалась помоечно сгублена дважды на взлёте. Хоть и брал он любое дело под козырёк, роста и особых благодарностей не удостаивался. Помрачнел. Уходя в отпуск, заколачивал в кабинете ящики стола, словно это были ящики Пандоры. Светлая его голова и партийный тупизм других сработали в минус.

Нас же земное наказание миновало. Уверен, «Святая Анна» отмолила.

По-русски задним числом жалею, что не расспросил тогда лайских стариков. Мол, когда примерно её притащили? Как название вызнали?

Что электро-Федю не подбил поднятые остатки ФЭДом щёлкнуть. Может быть, он сам об этом догадался. Да вечным анекдотом стеклянки с болтушками проявителей, закрепителей у него кокались.

Самому оправдаться нечем. Нестойкий к заманкам мужской козлиный возраст одолевал. Живём-то наспех…»

Тут можно услышать:

«Полноте. Вздор! Откуда корабль взялся, если в энциклопедии сказано, что судьба экспедиции неизвестна».

Попробуем рассыпать и вновь собрать кубики судеб, фактов, зацепок.

Итак, около 8 августа 1912 года на рейс Санкт-Петербург – Архангельск сдавались каюты (для привлечения средств). Одну из них заняла 21-летняя красавица Ерминия. Морское путешествие прописали доктора. Известно, воздух морей полезен.

Начались упоительные дни под парусами баркентины. Из письма капитана 15.08.1912: «Дорогая мамочка. Подходим к Копенгагену. Сегодня ночью будем там. Пассажиры мои всё время лежали, кроме Мимы, которая настоящий моряк. Стоит на руле превосходно и очень любит это занятие…»

Так случилось, что в то время гостила у своей датской родни вдовствующая императрица Мария Фёдоровна. Она посетила корабль, нашла добрые слова для каждого. Покидая «Святую Анну», провидчески благословила капитана и Ерминию. Будто знала, на какой подвиг духа соединит их судьба.

По нехватке времени судно дошло только до Александровска (Полярный). И вообще они находились в страшном цейтноте. Досадная задержка была связана с разрешением вопроса пошлинного обложения «Пандоры II», теперь же «Святой Анны». Такого начала путешествия хватило, чтобы сбежал судовой врач. Отчаянный вояж завис из-за какого-то коллеги Ионыча. Портовые власти «Святой Анне» на выход «добро» не давали.

Тогда благородная девушка представляется учившейся на курсах самаритянских сестёр милосердия и… тем спасает экспедицию. О, это было в её духе! Ребёнком, представьте, она сбегала защищать Порт-Артур. Слава Богу, не потерялась и была возвращена.

Все настоящие лейтенанты скучают без войны или, на худой конец, экстрима. Капитан шхуны лейтенант флота Его Величества Георгий Львович Брусилов, испросив одиннадцатимесячный отпуск, намеревался пройти Северным морским путём из Атлантики в Тихий океан. Строгие научные задачи не ставились. Но удайся и такое – уподобилось бы молнии средь мировых новостей.

Из последнего дошедшего письма Ерминии:

«Дорогие мои, милые папочка и мамочка! Вот мы уже приближаемся к Вайгачу. Пока всё идёт хорошо. Последний день в Александровске был очень скверным, масса всяких неприятностей. Я носилась по городу, покупая всякую всячину на дорогу. К вечеру, когда надо было сниматься, оказалось, что вся команда пьяна (как это знакомо! – В. К.). Первый день нас сильно качало, да ещё при противном ветре, зато теперь идём великолепно под всеми парусами и завтра должны пройти Югорский Шар. Там теперь находится телеграфная станция, которой и сдадим наши письма… Вообще, дело для меня находится, и я этому очень рада… Где именно будем зимовать, пока неизвестно – зависит от того, куда удастся проскочить… В моё ведение поступает фотографический аппарат… Так не хочется заканчивать письмо… Прощайте, мои дорогие, милые, как я буду счастлива, когда вернусь к вам. Ваша Мима».