Галина Врублевская - Половинка чемодана, или Писателями не рождаются

Наш быт оказался очень непростым для горожанок, привыкших дома к газу и водопроводу, но ради детей мы готовы были на всё. Девочки всегда были на глазах: то орудовали совочками в песочнице на солнечной полянке, то бегали по участку между стройными, устремлёнными к небу соснами. Желтоватые смолистые стволы одаривали детей целебными фитонцидами. Но иногда светлые панамки младших обнаруживались в густых зелёных зарослях папоротника – за ними скрывалась хозяйственная часть двора. Мы кидались ловить малюток, прежде чем они доберутся до помойки и будки уличного сортира.

Но были у нас с подругой и приятные часы общения. Обычно оно проходило за мытьём посуды. В середине участка возвышался сколоченный из неровных досок стол на столбиках, врытых в землю. На нём собиралась грязная посуда, скопившаяся от завтрака и приготовления обеда: алюминиевые миски, тарелки с трещинами, эмалированные кастрюльки и ковшики из-под сгоревшего молока. Перед каждой хозяйкой стоял тазик с мутноватой водой, а в руках – мочалка для посуды. Наше почти ритуальное мытьё посуды обычно сопровождалось глубокомысленным философствованием и обсуждением новинок литературы. Кулинарная затейница Людмила, хотя, как и я, окончила технический вуз, и даже с красным дипломом, тоже увлекалась искусством и живописью и сама сочиняла стихи. Однажды за мытьём посуды мы вместе сочинили опус о нашем времяпровождении.

Запомнились также и нечастые прогулки к реке Луге с её извилистым руслом на необустроенный дикий пляжик. Обычно, посадив младших девочек в коляски, мы отправлялись туда по выходным большой компанией: на дачу приезжали наши мужья – они же привозили из города и основные продукты. И памятным событием стало наше с Людмилой посещение действующей церкви Вырицы. Местный священник окрестил дочку Людмилы, а мне доверили стать крёстной мамой Юленьки. Обе мои дочки были крещены раньше. К сожалению, из самого обряда крещения запомнились лишь беспорядочная суета и шум: в тесноватом пространстве маленькой церквушки народу набилось под завязку, так как крестили сразу нескольких детей. В то время многие родители избегали крестить детей в своём городе, в Ленинграде, опасаясь осложнений с карьерой, – ходили слухи, что церковь передаёт данные о крещённых светским властям. А здесь, в области, люди рассчитывали приобщиться к Богу, не теряя мирских благ. Для этого праздничного обряда я самолично сшила длинную, до пят, пёструю юбку из штапеля и надела её в церковь.

Тогда я и подумать не могла, что девочка, крещённая с моим участием, через двадцать с небольшим лет станет женой священника и полностью погрузится в церковную жизнь. Я же так и осталась в некотором отдалении от религиозных обрядов, как большинство людей, выросших в безбожное советское время. Но всегда мысленно обращаюсь к Богу в трудный час и надеюсь, что Он не оставит меня.

Поездки за границу появились в моей жизни в зрелом возрасте, когда рухнул «железный занавес» с нашей страны и когда я ушла с научно-исследовательской работы, предполагавшей хранение военных секретов. Получив впервые загранпаспорт, я ощутила себя другим, свободным человеком. И хотя 90-е у меня, как и у большинства сограждан, связаны с борьбой за выживание и с поисками места жизни в новых обстоятельствах, мне удалось совершить несколько туристических туров. Самый первый – пятидневный тур на громадном, размером с пятиэтажный дом, пароме «Силья Лайн» в Финляндию и Швецию. Я впервые увидела капитализм крупным планом. Мы отправились в путешествие с подругой по работе, программистом Наташей Павловой. Поднявшись на лифте к верхним палубам, мы будто попали на фешенебельную улицу большого города. По бокам возвышались этажи кают верхних палуб, а по центральному проходу – по променаду неторопливо двигались пассажиры, казалось, из всех на свете стран. Здесь же, на первом этаже этого променада, располагались бесконечные торговые ряды и магазины «duty free», где предлагались многочисленные сувениры, косметика, продукты, алкогольные и безалкогольные напитки. Но цены, хотя и сниженные пресловутой скидкой, для нас были недоступны. Единственным моим приобретением стал магнитик с изображением парома, до сей поры прилепленный к моему холодильнику. Основным нашим развлечением было рассматривать этот диковинный мир. Пожилые западные туристы опускали жетоны в игровые автоматы, а множество говорящих на разных языках людей сидели за столиками кафе и ресторанов, откуда открывался завораживающий вид на море.

Мы с подругой тоже неуверенно присели за один из столиков ресторана, расположенного на носу парома, заказали по стакану самого дешёвого сока – на большее денег не было. Однако, как и другие посетители ресторана, с полным правом наблюдали и волшебный заход солнца, медленно тонущего в бескрайнем море, и гомонящих у гигантского парома чаек. Побродив по палубам для аристократии, мы начали по трапам для пассажиров спускаться к себе, в каюты дешёвого класса. Вначале лестницы и переходы поражали роскошью, были застелены красочным ковролином, всюду сверкали золотистые ручки и перила. Наконец оказались на ближайшем к морю уровне, здесь ещё был выход на боковые палубы – все прочие помещения находилось ниже ватерлинии, в подводной части корабля-парома. Мы вышли на открытое пространство. Полуночная тьма уже поглотила и небо, и море. Лишь где-то внизу слышался угрожающий шум неразличимых в темноте волн, бьющихся о металлический корпус. Тут же покачивались на тросах приподнятые над палубой спасательные шлюпки, и мне невольно вспомнился жуткий фильм «Гибель Титаника». На этой палубе мы с Наташей гуляли недолго: нас прогнал сбивающий с ног ветер, пронизывая холодом и сыростью морских брызг.

Мы продолжили спускаться по трапам – теперь лестницы были скромнее, без особых украшательств. Вот и наша каюта, тоже спрятанная в подводной части парома, без иллюминаторов. Двухъярусная кровать в каюте напоминала купе поезда, но здесь имелись и душ, и туалет, и искусственная вентиляция. Засыпать было страшновато – пугали ритмичные стуки механизмов из машинного отделения, расположенного где-то совсем близко под нами. Случись что – из нашей каюты, почти примыкающей к днищу судна, и не выбраться. Впрочем, это разыгралось моё писательское воображение. Ночь прошла благополучно, и наутро мы, поднявшись лифтом на верхнюю палубу, явились на положенный нам завтрак – «шведский стол». Это был первый такой стол в моей жизни и тоже оставил сильное впечатление своим обилием и свободой выбора блюд. После завтрака мы наблюдали, как громадина судна вплывает в красочные фиорды Швеции. Восходящие лучи солнца освещали и острова, и темно-зелёные кроны сосен, и валуны с мшистыми серыми боками.