Максим Артемьев - Гэкачеписты

Одновременно начался лавинообразный процесс в печати – следствие «гласности». Газеты и журналы теперь печатали то, что раньше было строго запрещено. Лично для меня гласность началась с публикации в журнале «Знамя» в конце 1986 года романа Александра Бека «Новое назначение», 20 лет пролежавшего в архиве к тому времени покойного писателя. Помню удивительное чувство, которое я испытал, читая роман, – «этого нельзя печатать, это невозможно, но это опубликовано!».

Публикация Бека стала не просто символом и признаком перемен, но и задала тенденцию на ближайшие несколько лет – печатать в толстых журналах прежде запрещенные произведения. Хитом, говоря новомодным языком, стал роман-трилогия «Дети Арбата» популярного советского писателя Анатолия Рыбакова, опубликованный в 1987 году, но написанный, как и «Новое назначение», еще в 1960-е годы.

Тема Сталина (в самом широком смысле этого слова), вброшенная в массовое сознание, становится самой актуальной и обсуждаемой в 1987–1988 годах. И уже на торжественном заседании в ноябре 1987-го, посвященном семидесятилетию Октябрьской революции, в докладе Горбачева в положительном контексте упоминается Николай Иванович Бухарин, а про самого Сталина говорится, что «его личность крайне противоречива». В 1988-м выпускники школ даже не сдавали экзамена по истории (и я в их числе, хотя и готовился поступать на исторический факультет), ограничившись собеседованием, поскольку не было ясности, как трактовать те или иные моменты советского прошлого.

Запускается процесс реабилитации тех, кто не был восстановлен в правах при Хрущеве. Еще в конце 1986 года был возвращен из горьковской ссылки академик Андрей Дмитриевич Сахаров, а в феврале следующего года освобождены диссиденты, находившиеся в заключении или ссылке.

Тогда же в официальных информационных сообщениях опровергается намерение редакции «Нового мира» опубликовать роман Александра Солженицына «Раковый корпус», но без привычных эпитетов типа «литературный власовец», словно речь идет об обычном писателе и обычном произведении.

Наверное, никогда еще в истории России литература и литературные журналы не имели такого значения, как в перестройку. После первых публикаций ранее запретного их тиражи резко поползли вверх, побивая рекорды. То же самое касалось и газет, в 1990-м издание «Аргументы и факты» (до перестройки – жалкое и малоизвестное) установило мировой рекорд по тиражу – 33,5 миллиона экземпляров. Их главреды становятся, наподобие Виталия Алексеевича Коротича в «Огоньке», важными общественными фигурами. Гласность стала реальным достижением и положительным (как тогда это казалось) изменением, инициированным Горбачевым. Перестали глушить радиостанцию Би-би-си, о получении в 1987 году Нобелевской премии Иосифом Бродским не умалчивалось.

Во внешней политике также происходили изменения. В 1985, 1986 и 1987 годах состоялись три встречи на высшем уровне Горбачев – Рейган в Женеве, Рейкьявике и Вашингтоне. В ходе последней был заключен договор о ликвидации ракет малой и средней дальности. В 1988 году уходящий американский президент прибыл в Москву.

Переговоры и встречи с американцами того времени – печальная глава отечественной дипломатии. Одну сторону представляли гордые, уверенные в себе люди, гордящиеся собственной страной и образом жизни, не собирающиеся ничего менять у себя. С другой стороны находились люди, внутренне надломленные, растерянные и откровенно бедные, у которых в голове крутилось: какие гостинцы можно привезти домой? А поскольку дефицитом было почти все, то любая тряпка с заграничным ярлычком вызывала у них восторг и трепет.

Объявленное «новое мышление» было таким же сугубо пропагандистским ходом, как и гласность. Однако на Западе начиналась «горбимания» – неистовое превознесение Михаила Горбачева, как лидера, который начал ломать барьеры холодной войны и отводить мир от опасного противостояния.

Положительные изменения наметились и в Афганистане— в апреле 1988 года в Женеве подписываются соглашения, по которым СССР обязуется вывести свой воинский контингент в течение десяти месяцев. Справедливости ради стоит отметить, что первые три года пребывания Горбачева у власти война в Афганистане шла с неменьшим неистовством и от попыток разгромить моджахедов-душманов в Кремле не отказывались.

В экономике начались процессы, которым тогда еще не придавалось большого значения («куй железо, пока Горбачев» – говорили хитрованы, имея в виду, что все новации не всерьез и не надолго), но которые имели большое значение для последующего развития страны. 5 февраля 1987 года Совет министров СССР принял постановление «О создании кооперативов по производству товаров народного потребления», согласно которому использование наемного труда в кооперативах не допускалось. Но уже 26 мая 1988 года был принят закон «О кооперации в СССР», разрешивший кооперативам заниматься любыми, не запрещенными законом видами деятельности, в том числе торговлей, а также использовать наемный труд.

В сельском хозяйстве с 1988 года внедрялся арендный подряд, на который официально была сделана ставка после апрельского (1989 года) пленума ЦК КПСС. В промышленности развитие определялось принятым в 1987 году законом «О государственном предприятии (объединении)». Предприятия переводились на самоокупаемость и хозрасчет, а их директоров избирали трудовые коллективы. Однако, в отличие от дэнсяопиновского Китая, новоявленные кооперативы, семейные подряды на селе и хозрасчетные предприятия не привели к насыщению потребительского рынка и к экономическому рывку вообще.

Очень быстро кооперативы заняли нишу посредников, а вовсе не производителей. Заниматься производством благодаря существующей правовой и налоговой системе было невыгодно. Оно не приносило таких быстрых доходов, как спекуляция. В сельском хозяйстве появившиеся «фермеры»-арендаторы (характерная замена исконно русского «крестьянина», тогда прошедшая незаметно) также оказались неспособными «накормить страну». Для этого требовалось изменение всей инфраструктуры – снабжение, землепользование, ценообразование. А главное, было непонятно, куда девать все эти мехдворы, огромные сельскохозяйственные комплексы и т. д., кому и в чьи руки их передавать. Поэтому арендаторы могли только существовать при имеющихся колхозах или совхозах.

На предприятиях хозрасчет и выборность руководства привели к снижению производственной дисциплины, развалу устоявшихся связей. С одной стороны, заводы выходили из подчинения министерствам, с другой – начальство де-факто не несло ответственности за деятельность своих предприятий, накапливая долги, по которым должно было расплачиваться государство. Очень быстро директора заводов практически стали несменяемыми.