Ирвинг Стоун - Страсти ума, или Жизнь Фрейда

Расхождения становились серьезными. Подобно Зигмунду, Юнг считал, что для психоанализа надо создать широкую основу, не допуская к нему противников, от которых не жди пользы. Блейлер не соглашался. Он верил в то, что любая наука, искусство и гуманитарные дисциплины лишь укрепляются, выслушивая выступления противников – наиболее проницательных и красноречивых. Он полагал, что такая процедура оттачивает мозг и дает возможность сторонникам находить аргументы против оппонентов. Из Цюриха приходили слухи, что Юнг намерен выдворить Блейлера из Цюрихского общества психоаналитиков! Это казалось Зигмунду безмерной трагедией.

Он выехал в Нюрнберг на день раньше венской делегации, с тем чтобы иметь время для беседы с Карлом Абрахамом и Шандором Ференци, последний должен был представить конгрессу подготовленное им предложение. За два года со времени посещения Вены Абрахам стал самым близким другом, верным учеником Зигмунда и первым практикующим в Берлине психоаналитиком. Ему приходилось трудно, как всегда бывает, когда есть лишь один аналитик в большом городе. Почти тридцатитрехлетний Абрахам был не только настойчивым по натуре, но и неисправимым оптимистом. На него было приятно посмотреть: чисто выбритый, скромные усы, широко расставленные глаза – все его черты отражали доброту натуры. Мягкие волнистые черные волосы обрамляли его скульптурно вылепленную голову, ладно сидящий костюм дополнялся светло–серым галстуком. Большую часть его скромного дохода все еще составляла оплата психиатрических справок для судебных дел. Карл выполнял свое обещание «спорить разумно» с другими врачами Берлина. Хотя он и не привлек никого к психоанализу, но и не нажил себе врагов. На берлинских конгрессах делались нападки на Фрейда, но не на Карла Абрахама.

– Это само по себе маленькое чудо, – сказал Зигмунд Абрахаму, когда они бродили по улицам Нюрнберга. – Продолжай следовать моей тактике с оппонентами, обращайся с ними, как с пациентами, спокойно игнорируй их отрицания и продолжай свои разъяснения, не настаивая на том, что они не могут принять.

Абрахам хотел получить совет в отношении некоторых наиболее трудных случаев. Двоюродный брат его жены доктор Герман Оппенгейм, основатель психиатрической клиники в Берлине, направлял к нему пациентов, на которых не действовали другие методы. Абрахам сознался Зигмунду:

– Что мне делать с моим неисправимым параноидным брюзгой, который после двух лет лечения продолжает судиться со всеми, с кем вступает в контакт? Как добиться устранения невроза?

– Я должен вскоре опубликовать мои методические приемы, – сказал Зигмунд.

– Они очень помогут, господин профессор. – И он робко добавил: – Я могу рассказать лишь о немногих явных случаях излечения, но почти всегда мне удавалось ослабить симптомы.

Речь шла о гомосексуалистах, ищущих помощи, но боящихся раскрытия болезни: о сорокадвухлетнем мужчине, десять лет состоявшем в браке, и все эти годы остававшемся импотентом; о двух случаях навязчивого невроза, первый выражался в глубокой задумчивости, переходившей в молитву. Свободная ассоциация позволила найти причину невроза: в возрасте семи лет мальчик случайно увидел женщину, задравшую в ссоре с соседями юбку и показавшую в знак презрения голую задницу. Когда он рассказал о виденном горничной, та угрожала, что его арестуют, если он будет вести себя плохо; мальчик испугался, начал молиться, писать слова молитвы на каждом клочке бумаги, попадавшем под руку. Более глубокий анализ показал, что сцена с соседкой прикрывала в памяти ранее случившиеся проступки: задирание ночной рубашки няни; повторение того же, когда он спал с матерью. Что бы он ни брал в руки, все переворачивал, осматривал спереди и сзади. Задумчивость, переходившая в чтение молитвы и исчезнувшая после наступления половой зрелости, вернулась, когда он подошел к среднему возрасту, и острые симптомы стали угрожать его душевному здоровью.

Второй случай, описанный Абрахамом, касался пациента, который в раннем детстве питал к своей матери чувства собственника и ревновал ее к отцу и брату. Когда его направили в школу–интернат, мальчик почувствовал невыносимое сексуальное отторжение, напрочь отвергал мать, уничтожал ее подарки, никогда более не упоминал ее имени; все это привело к приступам непроизвольного крика. Когда его побранил за это отец, он ответил:

– Кричится само по себе, папа.

Затем у него появилась склонность произносить неприличные слова в семье, особенно слова, относящиеся к женским гениталиям.

– Я медленно разъяснил ему эдипов комплекс, – объяснил Абрахам, – и избавил его от приступов крика и чувства вины по отношению к матери. Куда же вести теперь расследование?

– Дорогой коллега, умственные изменения не бывают быстрыми. Проблемы «куда вести расследование» не должно быть. Пациент указывает путь, говоря обо всем, что приходит ему в голову. Время от времени он как бы открывает свой рассудок. Одержимостью надо заниматься раньше, с еще молодыми пациентами, и тогда лечение – триумф и удовольствие. Но не поддавайтесь разочарованию с людьми среднего возраста, удерживайте их возможно дольше. Такие больные часто бывают удовлетворены раньше врача. Вы упомянули о переключении вашего больного от молитв к атеизму и обратно к молитвам. Это характерно для навязчивого невроза; больные вынуждены выражать оба противоречивых побуждения, обычно одно немедленно после другого.

Друзья обходили старинные стены и рвы города. Абрахам рассказал о своем доверительном разговоре с женой пациента средних лет с целью успокоить ее относительно импотенции мужа.

– Едва я успел сказать ей, что потенция может быть восстановлена, женщина, до этого спокойно державшая в руках сумочку, начала открывать и закрывать ее.

Колокола церквей пробили полдень. Они повернули назад, к гостинице. Абрахам продолжал:

– Две психически неуравновешенные женщины, о которых я вам писал, имели общий симптом: они жаловались на сильное ощущение стягивания рта, как если бы он сжимался. Не переносят ли они эрогенную зону вверх? Я знаю, что обе пациентки страдают отвращением к своим мужьям, у одной оно подавлено, и она едва выдерживает половое сношение, а временами у нее возникает физическое отвращение. Не может ли ощущение стягивания рта быть смещенным вагинизмом? Ведь последний в конце концов всего лишь выражение отвращения.

Когда они возвратились в гостиницу «Гранд Отель», их ждал Шандор Ференци. Абрахам извинился и ушел. Зигмунд провел Ференци в свой номер, где они могли поговорить наедине.

Положение Ференци в Будапеште было иным по сравнению с положением Абрахама в Берлине. Он был известен, и к нему хорошо относились не только врачи и правительство, но и значительная часть населения как к одной из ярких личностей города. Он имел надежную частную практику и мог обеспечить себе средства к существованию и не научив Венгрию ценить психоанализ. В Будапеште не отвергали идей Зигмунда. Первая лекция Ференци перед Будапештским обществом психиатрии и нервных болезней не стала «красной тряпкой для быка». Он был дипломатичен, обращаясь к венгерской медицинской аудитории, комментировал «лишь совершенно очевидные, легко понимаемые, убедительные факты». Он писал Зигмунду: «Я лишь повредил бы делу неожиданной наступательной тактикой и сознательно показывал образцы выдержки».