Анатолий Уткин - Черчилль. Полная биография. «Я легко довольствуюсь самым лучшим»

Итак, партийные доктрины не особенно волновали Черчилля, но он высоко ставил лояльность по отношению к тем, кто признавал его талант. Так было в 1905-1922 годах, когда ему покровительствовали лидеры либеральной партии Асквит и Ллойд Джордж, так было в середине 20-х годов, когда ему стали покровительствовать руководители консервативной партии во главе со Стенли Болдуином. Стоило Невиллю Чемберлену в 1940 году призвать его на пост премьера и Черчилль до последнего защищал даже этого дискредитированного историей политика.

Открытое пренебрежение партийным политиканством бросалось в глаза. Как пишет английский историк А.Дж.П.Тейлор, “Черчилль был государственным деятелем, а не политиком. Большинство входит в политическую жизнь, начиная со скромного уровня и вырастает в государственных деятелей по мере продвижения по служебной или политической лестнице. Черчилль пришел в политику с верха. Его отец был канцлером казначейства и во многом благодаря ему консервативная партия приобрела более демократический характер. Сам Черчилль сразу же вошел в среду членов кабинета министров или тех, кто вскоре стал членом кабинета. Он стал министром в тридцать один год. Он никогда не был заднескамеечником и никогда не старался предстать покорным и смиренным членом какой бы то ни было политической партии. По существу он был одиночкой – ни тори, ни либералом, ни аристократом, ни демократом, он был государственным деятелем по имени Уинстон Черчилль”. Этот деятель чувствовал свое превосходство, он хотел стоять у штурвала государственного корабля, а не ломать копья в теоретических спорах.

Сам Черчилль был простодушно откровенен в определении желаемого: “Все, чего я хотел, так это согласия с моими мнениями после разумного обсуждения”. Благо или несчастие пестовать таких политиков? Все зависит от времени и обстоятельств, Ллойд Джордж так выразился о младшем коллеге: “В момент чрезвычайной опасности такие люди должны быть полностью использованы. Если за ними бдительно наблюдать, они могут дать больше пользы, чем легион посредственностей”.

Летом 1907 года Черчилль посетил Восточную Африку, посылая репортажи в “Стренд мегезин”. Из столицы Кении он писал: “Каждый белый в Найроби – политик; большинство из них – лидеры партий”. Сафари он начал с охоты на единорога. Затем пересек озеро Виктория на пароходе и вступил в Уганду, одиннадцатилетний король которой казался величественным правителем на фоне суетящегося с новой игрушкой-фотоаппаратом британского министра. Губернатор Уганды Белл глубоко заполночь не мог покинуть заместителя министра (потому что тот из ванной диктовал своему секретарю меморандумы и репортажи), испытывая противоречивые чувства: “С ним трудно иметь дело, но я не могу и не любить его… Он видит окружающее в “грандиозном освещении”. Исследуя возможности железнодорожного сообщения в Центральной Африке, Черчилль пересек саванну между Угандой и верховьями Нила. Как большинство белых своего времени он считал, что прямые лучи экваториального солнца сугубо вредны его расе и кутался с головы до ног. Но даже тропическое солнце не помогало (секретарь свидетельствует), “поток его словоизвержения не иссякал”. До Хартума они доплыли на пароходе, а в январе 1908 года возвратились в Лондон. Статьи и репортажи составили книгу “Мое африканское путешествие”, которая укрепила популярность автора. Черчилль достаточно отчетливо видел возможность расового конфликта на Юге Африки, он пессимистически смотрел на будущее экономическое развитие черного контингента, в различных его частях он предсказывал “практические эксперименты в государственном социализме”.

В африканском путешествии Черчилля сопровождал набор книг о социализме. Социальное развитие все больше входит в сферу его интересов. В начале 1906 года Черчилль написал рецензию на книгу Эптона Синклера “Джунгли”, описывающую чикагские скотобойни. “Эта книга, – писал Черчилль, – заставит задуматься и размышлять даже тех, кто никогда не анализировал основания общества”. Только срочное реформирование может спасти индустриальное общество от взрыва. “Я придерживаюсь того мнения, что государство должно взять на себя задачу обеспечения резервуара незанятых рабочих. Я очень сожалею, что мы не взяли железные дороги страны в общественные руки. Мы могли бы больше сделать с каналами… Государство должно взять на себя заботу о больных и пожилых, и прежде всего о детях. Я предвижу в будущем установление минимальных уровней жизненного обеспечения и работы”.

Особенный упор Черчилль делал на формирование молодого поколения: “Не ужасно ли то, что наша система образования бросает на произвол судьбы юношей и девушек в возрасте четырнадцати лет – именно в том возрасте, когда они должны получить навыки, чтобы стать хорошими ремесленниками и специалистами? Но сможет ли всеобщая и обязательная система технического и среднего образования отделить умных от умелых, умелых от просто трудолюбивых? Где та лестница, которая вела бы от начальной школы до университета?” Именно в свете этого интереса к социальным проблемам недавно ставший премьером от либеральной партии Герберт Асквит предложил ему в апреле 1908 года пост главы Совета по торговле, ответственного за социальное развитие. Черчилль в тридцать три года стал самым молодым за предшествующие пятьдесят лет членом кабинета.

На начало века падают первые серьезные сомнения англичан в пользе отстояния от двух европейских коалиций (России и Франции против тройственного союза Германии, Австро-Венгрии и Италии). Динамизм и мощь Германии начинают явственно превосходить “сердечный союз” русских и французов. Смотреть безучастно на нарушение европейского баланса значило теперь подвергать себя опасности изоляции от континентальной Европы, попадающей в сень германского могущества. Германия при этом отбросила всякую осторожность, она считала наступивший век своим. Наследники Бисмарка отказались даже от словесной сдержанности, они открыто посягнули на мировое лидерство.

Империалисты, а в их числе и Черчилль, были искренне удивлены тем потенциалом враждебности в отношении Британии, который выявился на европейском континенте в ходе Бурской войны. Британская элита не забыла бури восторгов по поводу побед буров, проявленных особенно шумно в Германии. Все мастерство британской дипломатии было задействовано, чтобы нейтрализовать неприятные новые факторы. Как последний компромиссный шанс последовала попытка Джозефа Чемберлена достичь взаимопонимания с Германией. Но тевтонское высокомерие оказалось беспредельным и компромиссные усилия были отставлены. Три столетия возвышения Пруссии породили касту военных и политиков, договориться с которыми оказалось невозможным даже мастерам компромисса из Лондона. В Берлине ошибочно полагали, что британский правящий класс рано или поздно осознает неумолимость поступи истории, перемещения в Германию центра европейского развития. Британия, считал кайзер и его окружение, должна стоически перенести неизбежный упадок, плыть против течения истории остров не сможет.