Юрий Соломатин - Беньямин и Брехт – история дружбы

В сумраке уныния и невежества, кажется, окутавшем современную литературу, я был поражен и восхищен, встретив столь чёткое, гармоничное, прозрачное и проницательное произведение, как «Улица с односторонним движением» Вальтера Беньямина 6 6 Die Literarische Welt, 1 Juni 1928 // GB III. S. 372. «Раз уж мы говорим о мнениях, я хочу Вам сказать, что Герман Гессе по собственной инициативе высказался об “Улице с односторонним движением”, и высказался дружелюбно и точно. Даже такая ласточка уже делает нам весну» ( Беньямин В. – Кракауэру З. Письмо № 594 от 2 мая 1928 // GB III. S. 372). .

Однако далеко не все работы Беньямина получали признание, как видно по откликам на трактат «Происхождение немецкой барочной драмы», вышедший в издательстве Rowohlt в том же 1928 году, что и «Улица с односторонним движением» 7 7 Можно выделить неодобрительные рецензии критика Вернера Мильха, который настоятельно рекомендовал обе книги всем «любителям остроумного аутсайдерства», и ориенталиста Ханса Генриха Шедера, назвавшего книгу о барочной драме «совершенно индивидуальной и до непонятности затемнённой схоластикой» ( Шолем Г. Вальтер Беньямин. С. 251, 241). Интересно, что одобрение и неодобрение основывались на схожих доводах, впечатление совпадало, но оценивалось по-разному. . Шолем заметил впоследствии: «Беньямин был аутсайдером в двойном смысле: в науке, где он остается им и до сих пор, и в писательстве» 6. Беньямин чувствовал приближение к поворотному моменту своей жизни. Идея начать все заново в Палестине выглядела привлекательно, ибо ему казалось, что он не закрепился ни в одной из сфер своей деятельности. Сознавая это, в начале 1928 года Беньямин говорил о своем исследовании барочной драмы, которое не встретило понимания в Университете Франкфурта, как о последней своей работе на поприще германистики. «Улица с односторонним движением» должна была завершить творческую работу в литературной сфере, к которой он также относил и «Парижские пассажи» 7.

Ханна Арендт называла Беньямина « homme de lettres [человеком литературным], чьим обиталищем служила библиотека, собранная с большой страстью и исключительной тщательностью» 8. Он был коллекционером, которому годами не приходилось зарабатывать на жизнь писательством. Несмотря на череду жестоких семейных ссор, его учеба и работа над первой, а затем и второй диссертацией финансировались отцом, процветающим аукционером и партнером антиквара Лепке в западной части Берлина. После смерти Эмиля Беньямина Вальтер решил продать свою долю в наследстве, однако к маю 1929 года его средства практически совсем истощились, не в последнюю очередь в связи с бракоразводным процессом. Его иерусалимский друг Шолем замечал об этом периоде «кризиса и перемен»:

Поразительными остаются способность Беньямина к концентрации, открытость духовному, взвешенность стиля в письмах и статьях в тот год сильнейших волнений, переворотов и обманутых ожиданий в его жизни. В нём был некий запас глубокого покоя, не совсем точно отражаемый словом «стоицизм». Этот запас не затрагивали ни тяжёлые ситуации, в которые он тогда попадал, ни потрясения, грозившие выбить его из колеи 9.

В ранних работах Беньямин, испытавший весомое влияние немецкого молодежного и студенческого движения, к которому он принадлежал, разделял идеалистическую концепцию образования и культуры. Теперь его работы освободились от эзотеризма и даже враждебности к читателю, которые он провозглашал в первой половине двадцатых годов: «Ни одно стихотворение не предназначается читателю, – писал он в 1921 году в «Задаче переводчика», – ни одна картина – зрителю, ни одна симфония – слушателям» 10. На следующий год, в анонсе журнале Angelus Novus, он заявлял, что цель критики не «учить при помощи исторических описаний или развивать через сравнения, но познавать через погружение» 11. Теперь же в книге «Улица с односторонним движением» Беньямин заявлял: «Критик – это стратег в литературной борьбе», – добавляя: «Кто не может принять чью-либо сторону, тот должен молчать» 12. Этот сборник афоризмов и зарисовок начинается с фрагмента «Заправочная станция»:

Порядок жизни в данный момент куда больше подвержен власти фактов, а не убеждений. И причем таких фактов, которые почти никогда и нигде еще не становились основанием для убеждений. В этих обстоятельствах подлинная литературная деятельность не имеет права оставаться в пределах литературы – последнее, скорее, характерное проявление её бесплодности. Значимая литературная работа может состояться лишь при постоянной смене письма и делания; надо совершенствовать неказистые формы, благодаря которым воздействие её в деятельных сообществах гораздо сильнее, чем у претенциозного универсального жеста книги, – её место в листовках, брошюрах, журнальных статьях и плакатах 13.

Свой путь в политику Беньямин нашел намного раньше, под влиянием театрального режиссера Аси Лацис, именно ей он посвятил «Улицу с односторонним движением ». Его отношения с этой «русской революционеркой из Риги», как он писал Шолему с Капри летом 1924 года, были «превосходными с точки зрения освобождения жизненных сил и интенсивного постижения актуальности радикального коммунизма» 8 8 Беньямин В. – Шолему Г. Письмо № 415 от 7 июля 1924 // GB II. S. 473. Гюнтер Хартунг отметил, что в этой часто упоминаемой цитате акцент делается, как правило, на политическом аспекте, тогда как жизненная история Беньямина совершенно ускользает от внимания. Вся её глубина становится понятной, только «если “освобождению жизненных сил” уделяется должное внимание, что позволяет непредвзято проследить его влияние на работы Беньямина» ( Hartung G. Das Ethos philosophischer Forschung. S. 14–51). . Эта связь политики и жизни выражала подход Беньямина к коммунизму. Его интересовала политика, учитывающая и поддерживающая индивидуальное стремление к счастью. Он относился к революции с энтузиазмом, потому что, как говорили сюрреалисты, она обещала «освобождение во всех смыслах» 14. «Коммунистические сигналы» в письмах с Капри, как замечал Беньямин, «прежде всего, указывали на произошедшие во мне изменения, вызвавшие желание перестать прятать современные и политические элементы моих мыслей в обветшавшие, старомодные формы, но развёртывать их, и по возможности до предела» 15. Высказывания последующих лет подтверждают, что «обращение к политической мысли» и решение «покинуть область чистой теории» 16стали ключевыми моментами в его биографии. Несколько месяцев Беньямин раздумывал о вступлении в Коммунистическую партию Германии в качестве практической реализации заявленного, однако во время пребывания в Москве в начале 1927 года возобладали контраргументы: «Быть коммунистом в государстве, где правит пролетариат, значит полностью жертвовать своей личной независимостью» 17.