Александр Нилин - Красная машина

По высказыванию, приписываемому Хемингуэю – великолепно, между прочим, описавшему соревнования на парижском треке, – спорт учит если не всему, то очень многому. (И сейчас, по-моему, тоже, только никто не хочет ничему учиться, ничего усваивать: уж из уроков спорта точно.)

И в частности тому, что, не нужно уж слишком слепо верить пословицам и поговоркам – в них прежде всего штампы мышления.

Допустим, твердят: не изобретайте велосипеда. А почему, собственно? В мире около шестнадцати тысяч патентов, закрепляющих изобретение всяческих новшеств и усовершенствований как раз к велосипеду.

Велосипед и сегодня скорее всего позволил бы нам своеобразно тестировать характер сограждан. Только некому этими исследованиями заниматься.

Велосипедный спорт – это сюжет соотношения спорта с бытом, где можно мирно и неторопливо крутить педали, при желании отождествляя себя с теми, кто мчится с почти автомобильной скоростью по шоссе или головоломно накреняется, вписываясь в трековый вираж…

Когда-то знаменитый боксер Николай Федорович Королев, носившийся после завершения карьеры с идеей открытого ринга, где проявлялись бы таланты из толпы, сокрушался, что многие входят в огражденный канатами квадрат в тех же майке и трусах, что носят под рубашкой и брюками: «Это что же получается: дерутся в белье?»

Но дальше происходили метаморфозы: в пижамы, наоборот, превращались тренировочные костюмы, а недоступный обыкновенным смертным фирменный спортивный «прикид» – в рабочую одежду бандитов-боевиков.

Спорт в быт, быт в спорт – тема, которую опять же некому разрабатывать.

Но положение об автономии пластического языка спорта остается в силе. И езда на велосипеде – в какой-то мере общедоступное введение в языкознание. Как, впрочем, и езда в незнаемое, подобно поэзии…

Велосипедный бум сначала – еще в XIX веке – узнала Франция. Потом уж он пришел в Россию, открывая спортсменам окно в Европу: в ту же Францию и в Англию.

В России спортивный велосипед из подражания иностранцам некоторое время называли «би-циклом» (а велосипедный журнал соответственно «Циклистом»).

Царскосельский «Кружок» командировал Михаила Дьякова в Лондон – посмотреть, что там делается. Но Дьяков экскурсией-изучением не захотел ограничиться. Принял участие в чемпионате Англии, проходящем в разных городах, и выиграл его на нескольких дистанциях. Англичане не скрывали восторга – Дьякова именовали «королем педали», «первым ездоком Севера». «Циклист» процитировал английский велосипедный журнал «Сайк-линс», заявивший, что от рекорда Михаила Дьякова в часовой езде «весь мир содрогнется». Дьяков превысил достижение француза Эдуарда Батиата и ехал быстрее, чем другой знаменитый российский гонщик Сергей Пурисев, ведомый мотоциклом.

Среди велосипедистов начала века сложилась никак не менее выдающаяся компания звезд, чем в чемпионатах по французской борьбе.

Безо всякого телевидения и радиорепортажей спортивная Россия бредила именами Алексея Бутылкина, Александра Паншина и велосипедистов, ставших конькобежными чемпионами (долгое время коньки и велосипед считались единой специализацией, великолепно дополняя друг друга как зимний и летний жанры): Николая Седова и Николая Струнникова.

И, конечно, Уточкина.

Сергея Уточкина из Одессы.

Он выделялся в этой компании, как среди борцов Иван Поддубный. Уточкин и в те времена сумел выделиться разносторонностью интересов – яхты, автомобили, самолеты, плаванье.

И еще – артист, хотя недоброжелатели, намеренно сужая его творческий диапазон, спешили отнести Сергея Исаевича к буффонам, клоунам.

Он показывал захватывающие номера на велосипеде марки «Крипто», где одно колесо большое, а другое маленькое. Он ездил по одному рельсу конки – устраивал гонки по этому рельсу (шириной в пять сантиметров).

Кстати, повторить фокусы Уточкина с джигитовкой на рельсе смогли только через много лет – Анатолий Павлов (абсолютный чемпион СССР по конькобежному спорту) в начале пятидесятых годов и уже в восьмидесятые: чемпион московской олимпиады в спринте туляк Сергей Копылов…

Уточкину неприятны были упреки в клоуничании.

Он стремился доказать, что он в первую очередь спортсмен. И он рвался к поединку с москвичом Алексеем Бутылкиным, уже замеченным на Промышленной выставке в Париже.

Гонка между Бутылкиным и Уточкиным происходила в Сокольниках. Впервые при электрическом освещении.

Журнал «Циклист» описывал с удовольствием ошеломление пассажиров империала (верхний «этаж» конки), увидевших яркое свечение в ночи ламп дневного света над сокольническим треком…

Сторонники Бутылкина опасались «клоуна из Одессы» и накануне позаботились напоить легковерного и романтичного Уточкина. При том, что фаворитом был Алексей – после ухода Дьякова он считался лучшим российским велосипедным гонщиком.

Уточкин, однако, показал себя отличным тактиком.

В отличие от Дьякова, предпочитавшего сразу же уходить вперед (как впоследствии на стайерских легкоатлетических дистанциях Владимир Куц), Сергей Исаевич держался некоторое время в тени, но за полтора круга до финиша предложил спурт, непосильный для фаворита.

Уточкин «рвал» Бутылкина на всех соревновательных дистанциях. Одессит видел себя лидером жанра, он говорил: «Моя цель открыть путь русским циклистам в Париж».

Но широчайший круг интересов, конечно, не мог ему позволить целиком сосредоточиться на велосипеде…

В конце десятилетия «Вестник спорта» хоронил на своих страницах велосипедный бум. Констатировал, что «этот симпатичный вид спорта» перестал интересовать публику. Точнее, интерес к велосипеду стал смещаться из столиц на периферию…

Велосипеду как спортивному жанру, вероятно, претит суета, рассеянное внимание. Он предпочитает, скорее всего, быть единственным ребенком в семье, когда его странности встречают с пониманием, без малейшего раздражения. Российские чемпионы в дальнейшем чаше всего происходили из относительно небольших городов. Таких, как Тула или Ногинск… Исключения, конечно, тоже бывали.

Все главное о спорте начала века мы узнаем все-таки от классиков, ни в какие спортивные писатели не записывающихся и даже не строящих из себя особых знатоков спорта.

«…Промелькнул велосипед бесшумным махом птицы», – пишет Бунин. И поэтика велосипедного поколения очевидна для нас.

О конном деле, конном спорте написаны сотни увлекательных страниц фанатичными знатоками. Но миру дано запомнить состояние Алексея Вронского перед скачками, отвлечение, необходимое отвлечение мыслей от происходящего между ним и Анной – и возвращение к ним с энергией, напряженной предстоящим соревнованием, возможным первенством на людях, знающих о сумятице его частной жизни…