Симона Байлз - Симона Байлз. Смелость взлететь. Тело в движении, жизнь в равновесии

– Эйми, я не готова, – сказала я, задохнувшись от волнения. – Я недостаточно его отрабатывала. Это небезопасно.

– Симона, тебе идти туда и делать прыжок, – спокойно ответила она. – Что бы ты не решила, я тебя поддержу.

В конце концов я выполнила тот прыжок, который планировала заранее, двойной Юрченко, в котором была уверена. Но выступила я в тот день не блестяще. Я слишком сильно оттолкнулась от трамплина, потеряла контроль и переступила при приземлении. Короче говоря, в опорных прыжках я оказалась на седьмом месте.

С другой стороны, это был мой первый юниорский сезон, и я получила больше медалей, чем надеялась. К моему удивлению, на некоторых соревнованиях до этого я даже победила. Но я выступала против девочек, которыми восхищалась – таких звезд, как Лекси Прессман, Кейтлин Охаши, Мэдисон Деш и Амелия Хадли, – и меня поражало то, как они хороши. Мне казалось, если я вырвусь вперед и одержу над ними победу, я им не понравлюсь. А мне больше всего на свете хотелось стать одной из них. На Чемпионате США это отсутствие уверенности стало для меня препятствием.

Сейчас, глядя на большой экран, где должны были появиться имена, я ощущала глубоко внутри, что могла выступить лучше. Возможно, если бы я больше тренировалась, больше времени проводила в спортзале, освоила более трудные элементы – как Аманар, – мне не было бы так страшно.

По помосту прокатился гул: на экране появилось имя той, что набрала больше всех очков. Кейтлин Охаши. Ничего удивительного. Во всех упражнениях она выступила идеально. Я от души порадовалась за нее.

Одно за другим стали высвечиваться остальные имена. Номер второй – Кайла Росс. Номер третий – Сара Финнеган. Номер четвертый – Лекси Прессман. Я задержала дыхание, думая только о том, чтобы мое имя появилось следующим. Номер десять. Номер одиннадцать. Номер двенадцать. И последнее – Мэдисон Деш, тринадцатая. В следующей строке под списком победительниц, на четырнадцатом месте, я увидела свое имя. Одна строка отделяла меня от национальной юношеской сборной. Одна .

Я стояла с улыбкой, словно приклеенной к лицу, пока диктор по очереди приглашал членов новой сборной на помост. Мы, остальные, стояли в сторонке, пока победительницы, смеясь, ударяли ладонью о ладонь и обнимали друг друга. Как бы мне не было обидно, я искренне радовалась за них: они столько работали, чтобы пройти! И все равно я с трудом боролась с разочарованием, наблюдая, как фотографы делают снимки для следующего номера USA Gymnastics, Sports Illustrated, Time for Kids . Для тех самых глянцевых постеров, которыми были завешаны стены моей спальни, – с гимнастками, достигшими в спорте больших вершин.

Внутри у меня закипали слезы, но я не могла допустить, чтобы тренеры или другие девочки увидели, как я плачу. Я повторяла себе, что сделала все возможное, пытаясь заглушить тоненький голос в голове, нашептывавший: А ты правда в этом уверена? Или надо было еще постараться? Почему ты не приложила больше усилий? Правда заключалась в том, что мое сердце было разбито. Я приехала на Чемпионат США с целью войти в сборную 2011, и у меня не получилось. Я оказалась недостаточно хороша.

Так начался мой путь в профессиональной спортивной гимнастике – с поражения, которое оставило шрам на сердце и поселило сомнения в голове. Несмотря на поддержку семьи и тренеров, которые вместе со мной переживали долгие часы тренировок, ошибки и падения, синяки и царапины, в душе я всегда боялась, что подведу их и себя.

Возможно, даже хорошо, что мы не знаем своего будущего, потому что, если бы знали, могли бы и не перевернуть следующую страницу. Или пролистать дальше и никогда не испытать то хорошее, что дают нам самые трудные моменты, через которые приходится пройти.

Я думала, что провал на Чемпионате США 2011 станет концом моей спортивной карьеры, но он оказался лишь началом – поворотной точкой в приключении, которое – мне до сих пор в это не верится! – происходит со мной. Я больше, чем кто бы то ни было, поражаюсь, что та маленькая девочка с крепкими мышцами проделала путь от приемной семьи до олимпийского стадиона в Рио-де-Жанейро в Бразилии. Кто-то скажет, что это судьба. Я же считаю это благословением, божьим даром – настоящим чудом.

Я не родилась техасской девчонкой. Родителей я называла мама и папа Байлз и знала, что они мои бабушка и дед. Вообще-то, сначала они были для меня «бабой» и «дедой», потому что в три года я еще не выговаривала длинные слова.

Деда был высокий шоколадный мужчина с седоватой бородкой, а баба – маленькой женщиной с кожей чуть светлее и с мягкими курчавыми волосами. Глаза у обоих были добрые. До моего переезда в Техас они приезжали проведать нас дома в Колумбусе, штат Огайо, где я тогда жила. Баба работала в региональной службе здравоохранения медсестрой и часто ездила в командировки, а деда, сержант ВВС в отставке, служил диспетчером воздушных сообщений в Федеральной авиационной администрации в Хьюстоне. Через несколько лет они стали единственными настоящими родителями, которых я знала, – которые меня вырастили, воспитали и любили каждый день моей жизни.

Отступлю немного назад. Женщина, которая родила меня в Колумбусе, в Огайо, была дочерью папы Байлза от предыдущего брака. Ее звали Шэнон, и она росла преимущественно в том же Колумбусе вместе со своей матерью. Жизнь Шэнон пошла наперекосяк, потому что, повзрослев, она увлеклась алкоголем и наркотиками. Когда 14 марта 1997 года родилась я, моей старшей сестре Эшли было семь, а брату Тевину почти три года. Два года спустя, 27 января 1999, появилась на свет моя младшая сестра Адрия. К тому времени наша жизнь с Шэнон сильно осложнилась.

Я мало что помню про Шэнон, но по какой-то необъяснимой причине запомнила, как играла с кошкой. Кажется, кошка была не наша. Может, соседская, а может, просто бродячая. Тем не менее кто-то ее кормил, а мы вечно бегали голодные, и потому я сердилась на эту кошку. Другое воспоминание: мы завтракаем у нашего дяди Дэнни. Я до сих пор помню, как мы насыпали хлопья в тарелки и заливали водой, потому что в доме не было молока. Примечательно, что оба моих самых ранних воспоминания связаны с едой.

В том же году соседи обратились в социальную службу и сообщили, что мы растем без присмотра: нас часто видели на улицах, где мы играли сами по себе. Вскоре после обращения сотрудники службы забрали нас с братом и сестрами от Шэнон. Женщина вывела нас из дома и усадила на крыльцо:

– Мы поселим вас в приемную семью, – сообщила она, внимательно всматриваясь в наши лица. – Это ненадолго, пока Шэнон не поправится.