Александр Родимцев - Под небом Испании

– Надо захватить монастырь Серро-де-лос-Анхелес. По данным разведчиков туда вчера вошел франкистский отряд. У них пять итальянских пулеметов, двести человек солдат и офицеров и десятка три-четыре фалангистов…

Он рассказал мне план атаки монастыря, а потом спросил:

– Как, Павлито, выйдет у нас или нет?

– Выйдет, – говорю, – только надо во всех деталях ознакомить офицеров на местности, кто что и когда будет делать. А будет артиллерийская подготовка?

– Нет, не будет, – грустно ответил он, – у нас нет ни одного артиллерийского ствола и снарядов, так что наступление будем поддерживать только пулеметным огнем. Атаковать начнем на рассвете, когда противник еще спит.

Вечером мы выехали на местность. Чтобы не привлекать внимания противника, мы все переоделись в крестьянскую одежду.

Из оливковой рощицы ползком вылезли на высотку, расположенную в полукилометре от монастыря. Отсюда Листер показал, где, на какой из высот и сколько пулеметов поставить, указал их секторы обстрела: посоветовал, где расположить разведывательные группы, распорядился, как разместить их состав. Была поставлена задача ротам первого эшелона, отданы распоряжения второму эшелону и резерву. Командиры уточнили свои задачи, так что рекогносцировка в целом прошла успешно. Об этом я прямо сказал Листеру и после небольшой паузы уверенно добавил:

– Должны быть хорошие результаты.

– Если агенты пятой колонны не узнают наш план действий, то песенка неприятеля спета и мы быстро с ним расправимся. Но если они узнают… – Он щелкнул языком, – Впрочем, им все равно крышка.

В штаб мы пришли поздно ночью. Солдат уже кормили легким завтраком. В подразделениях выдавали патроны и ручные гранаты. Листер приказал без опозданий выступить и точно в назначенный срок выйти в исходный район для атаки. Командиры и комиссары были отпущены в подразделения, а мы зашли на одну из кухонь, где нам дали по большому куску вареной баранины и по кружке терпкого вина.

К началу наступления мы находились на наблюдательном пункте. По сути дела это была небольшая высотка, где две наспех вырытые ямы (испанцы вообще не любят зарываться в землю, считая это признаком трусости) могли в какой-то степени уберечь нас от пуль. Вместо бруствера ямы были обложены мешками с землей, между которыми стоял телефонный аппарат – проводная связь с начальником штаба. От каждого батальона были связные: один офицер и два-три солдата. Они расположились за скатами высоты, на которой находились мы. С высоты можно было вести визуальное наблюдение за боем всех подразделений и за действием противника.

В назначенное время начали действовать разведывательные группы. Видимость была плохая. Послышалась ружейная стрельба и взрывы гранат. Очевидно, приступили к работе разведчики. По нашему расчету, прошло вполне достаточно времени, чтобы расправиться с охряной. И все же сигнала от разведчиков не было, а стрельба все усиливалась, причем слышны были пулеметные очереди противника. Охрана фашистов, по-видимому, сумела предупредить спящий гарнизон. Взвились белая и красная ракеты разведчиков. Это значило, что охрану они перебили, но и себя обнаружили и отходят в намеченное раньше укрытие. Листер дал три красные ракеты в сторону монастыря. Все наши пулеметы открыли шквальный огонь по противнику, а пехота поднялась в рост и, ведя огонь из всех видов стрелкового оружия, с криком «ура» пошла вперед. Листер вскочил, тоже закричал что-то на испанском языке (я только понял два слова: «вива» и «камарада») и побежал вперед, увлекая за собой бойцов. Пули противника жужжали, как пчелы. Я крикнул: «Листер, давай бегом вон к той высотке!» Мы побежали. Еще рывок вперед метров на тридцать-сорок, и вот мы уже в первой цепи рот, идущих в атаку. От ружейной и пулеметной трескотни в ушах шумело. Тут я заметил, что Листер припадает на левую ногу. Мы остановились. Пуля, зацепив штанину, разорвала мякоть ноги, и кровь, перемешанная с пылью, стекала в ботинок. Немедленно сделали ему перевязку. Отпустив санитара, Энрике улыбнулся: «Ну, Павлито, теперь монастырь будет наш». Место для наблюдения было исключительно удобное: мы залегли на высотке в ста-ста пятидесяти метрах от монастыря.

Мы видели, как гарнизон врага был атакован, солдаты в панике бросали оружие и бежали кто в чем был. Но бежать было некуда. При подготовке ночной операции Листер предусмотрел все, и, когда солдаты и офицеры противника выходили из помещений, они попадали под губительный пулеметный огонь.

Комендант гарнизона и некоторые офицеры были захвачены в нижнем белье. На допросе комендант сказал:

– Мы никогда не верили в возможность ночной атаки. Нам говорили, что регулярных войск у республиканцев нет, а есть только разрозненные отряды. Даже когда началась перестрелка, я оставался в постели. И только после того, как услышал сильный огонь пулеметов, расположенных совсем близко от нас, понял, что дело плохо, но было уже поздно. Мне оставалось только поднять руки. Жаль, что я в таком виде, но делать нечего – война.

Пленных увели. Листер отдал соответствующие распоряжения и сказал:

– Буду просить командование, чтобы вас прикомандировали к моей бригаде. Пусть и у меня в бригаде будут интернационалисты.

Я ответил:

– Что ж, мне будет неплохо: солдаты и офицеры бригады – смелые и мужественные бойцы, с ними легко воевать.

Мы посмотрели друг на друга, и я вспомнил, как этот мужественный человек, поднявшись во весь рост, вел в атаку свою бригаду. Я не удержался:

– Так нельзя воевать, какая-нибудь шальная пуля ранит вас и выведет из строя на долгое время, а вам ни одного дня нельзя быть в госпитале. Да и партия не позволит так действовать. Что вам надо было бы сделать? Поднять всех солдат и офицеров, пусть хотя бы и своим личным примером, чтобы солдаты увидели, что их командир не трус, и потом взять все управление в свои руки и руководить боем. Вы читали книгу Фурманова о Чапаеве?

– Нет, но видел картину. Обучая своих офицеров, Чапаев показывал на картошке, где и когда должен быть командир во время боя.

Листер обнял меня, и мы пошли в штаб бригады.

Самым главным качеством этого человека было высокое чувство ответственности за людей, которые идут вместе с ним в бой, и за порученное ему дело. Это был высоко-идейный человек, непоколебимо убежденный в правоте своего дела.

Выступая перед своими офицерами, он постоянно подчеркивал, что они прежде всего должны быть беспредельно преданными. своей родине и партии, выносливыми, храбрыми, смелыми, стойкими. Листер смело выдвигал на офицерские должности солдат, сержантов, хорошо зарекомендовавших себя в боях.

Высокие волевые качества сочетались в нем с большим человеческим обаянием. В дни, когда не было боевых действий, где-нибудь на привале, под оливковыми деревьями, за чашкой кофе или стаканом вина он любил рассказывать о своем народе, о красоте природы Пиренейского полуострова, о смелых и веселых парнях и девушках.