Галина Вольская - Думы потаённые

– Почему же она меня ни разу заботушкой не назвала, ведь я посылаю ей гораздо больше, чем остаётся у меня? И на могилу родителей она сама ни разу не сходила, на памятники ни копейки не дала.

Татьяна говорит:

– Если она рассчитывает, что я буду оплачивать её квитанции, то этого никогда не будет. И вряд ли она найдёт в нашем подъезде кого-то, кто будет это делать.

Провожали на автобус Алину Татьяна с Владимиром. Валентина напилась до невменяемости и отключилась. Сердечно прощались, Татьяна обняла Алину:

– Ты такой хороший, солнечный человек, что ради тебя я терплю твою родственницу. Хотя негатив, конечно, накапливается и уже на пределе.

Но Раиса и Валентина для Алины родные, а Татьяна чужая.

Мне действительно плохо в этом мире, где так мало любви и так много жестокости и лжи. Но почему я должна этого стыдиться? Мне плохо здесь потому, что, видимо, слишком хорошо было в каком-то из других миров. Или я там заслужила чей-то гнев?

Я всеми силами старалась здесь сохранить свою душу, хотя нас убеждали, что никакой души нет. Но мне было важно не потерять уважение к себе, не делать таких поступков, после которых жить будет совсем невозможно. Не всегда удавалось, падения, унижения, отчаяние помнятся особенно ярко. Были и лживые, неискренние слова, страх, жестокость к кому-то, слабость, уныние – много чего было за долгую, нелёгкую жизнь.

Когда мне было стыдно за себя?

Переходила в другое общежитие одна из наших знакомых девушек. Она дружила с моими соседками по комнате, меня на свой день рождения пригласила вместе с ними, я знала её мало. С чего-то мне вздумалось произнести напыщенный, неискренний тост, я говорила, что вроде бы наше общежитие опустело без неё и ещё что-то подобное в этом же духе. Собравшиеся были достаточно умны, смотрели на меня с недоумением, мне стало неловко.

В детской больнице я лежала со своим годовалым сыном. В соседней палате лежал мальчик с врожденным вывихом обеих стоп. Мать носила его на руках, а другие мамаши посмеивались над ней и её нежностью к изуродованному ребёнку. А я пожалела для этого мальчика игрушки своего сына. Мне до сих пор стыдно! Позднее мой сын заболел полиартритом, я его лечила, оперировала, боялась, что он не сможет ходить или будет хромым. Мой сын ходит, но боли дают себя знать. А та мать так и не смогла прооперировать своего сына, он приспособился ходить на изуродованных ногах, остался инвалидом.

Были, конечно, и более серьезные эпизоды, за них мне отвечать перед Высшим Судьей. Этот мир красив, удивителен, лучшее, что есть в нём – любовь. Хочется только, чтобы её было как можно больше!

Не зря я все-таки не любила в школе, да и в университете, историю, а предпочитала литературу. Она тоже рассказывает о событиях и судьбах людей, но не претендует на абсолютную истину. Ясно, что это субъективный взгляд автора, его видение.

А в истории? Сколько раз переписывали летопись нашей страны в угоду очередным правителям? Одни и те же события показывались с разных точек зрения, которые возводились в ранг обязательных для всех. Тех, кто смел думать иначе, сажали в тюрьмы, отправляли в ссылки, а то и просто расстреливали. Историю пишут люди, руководствуясь своими целями, в ней нет неоспоримых законов, как в физике или математике. Величина числа Пи и ускорение свободного падения остаются неизменными при всех правителях, их можно только уточнять. В истории же всё не так.

Как только не называли наше поколение: дети победителей, обманутое поколение, потерянное поколение, «совки» и т. д. Мы не свергали царя, не воевали с фашистами, хотя перестройка, прошедшаяся по нашим судьбам и душам, унесла жизней почти столько же, сколько унесла война, и перечеркнула многие достижения революции и войны. То, за что отдавались жизни прекрасных людей, оказалось утрачено.

Где и что пошло не так? Родители хотели для нас достойной жизни, лучше той, что выпала на их долю, а что получилось? Началось, пожалуй, со лжи или умалчивания, что почти одно и то же. Наши идейные руководители решили, что только они имеют право знать истинное положение дел, и только они могут определять, что можно, а что нельзя говорить народу. Были взяты под контроль все средства массовой информации, литература, искусство, все отрасли промышленности и сельского хозяйства, вооружённые силы. Только себя руководители освободили от всяческого контроля и поставили над всем и над всеми, назвав это диктатурой пролетариата. Диктатура была, а пролетариатом, то есть людьми труда, там и не пахло. Слишком быстро так называемая партийная и комсомольская работа превратилась в формальную передачу сводок снизу вверх и указаний сверху вниз.

Мало кто знает, что, кроме известной повести Аркадия Гайдара «Тимур и его команда», была еще «Клятва Тимура». Уже там Аркадий Гайдар писал, как увлекательная, таинственная детская игра превращалась в унылую обязанность. А так было во многом. Отлично помню все эти слёты, собрания. А отчёты, отчёты, отчёты?.. А обязательные длинные доклады, пустые трескучие фразы, лозунги, призывы, наглядная агитация, соцобязательства?.. Сколько на это тратилось времени и средств! Настоящей работе это только мешало, да и вообще реальные люди исчезли из поля зрения идеологических работников, превратились в сухие цифры отчетов.

Но когда рухнула вся эта идеология, что пришло вместо неё? Пустота. От западной культуры мы взяли самое худшее: идиотскую рекламу, некачественные товары, преклонение перед «золотым тельцом», разврат, мошенничество, обман.

Не надо нам всего этого!

Хочется, чтобы наши дети и внуки жили в свободной, счастливой стране. Чтобы они могли зарабатывать на достойную жизнь интересным, творческим трудом, а не кражей и обманом, чтобы они ходили по чистым, красивым улицам среди цветов и деревьев, берегли наши замечательные леса, реки, озера и не боялись за собственную безопасность и своих близких. И видели в окружающих не «волков», а друзей, товарищей и братьев. Об этом мечтали и стремились к этому наши родители и мы.

Стремитесь и вы!

Как и когда я приобрела эту невероятную для нашего общества патологию, сама не знаю. Все-таки в раннем детстве, хотя росла не в религиозной семье, ни о каких там «ни убий, ни укради» не слышала, моральному кодексу строителей коммунизма меня ещё не учили. Может быть, детские книжки, которые я очень рано научилась читать, виноваты? Всякие ведь попадались: сказки всех народов, притчи Льва Толстого, басни, рассказы. Порой и на то, что ещё не могла понять по возрасту, замахивалась. Откладывала, ощущая почти зрительно темноту своего разума, но что-то, видно, оставалось.