Евгений Поляков - И. П. Павлов – первый нобелевский лауреат России. Том 2. Павлов без ретуши

Длинный ряд точек во внутреннем разговоре. Затем как молния пролетает в голове фраза: «не влюбиться ли уж?», и Помело душевно расхохотался среди ночной тишины, так что дворник, мимо которого он в то время проходил, проснулся и заругался:

– Эк его занимает нелегкая!

Чудак! Ему и в голову не могло придти, что в этот момент в душе Помела впервые раздался голос могучей человеческой страсти.

_____________

Метель. Пять часов пополудни. По Дворцовой набережной плетется Помело восвояси. Очевидно, он устал и не в духе! И еще бы не устать! С шести часов утра он встал, бегал туда и сюда, перебывал во всяческих активных и пассивных ролях. Как обезьяна в известной басне Крылова он все более и более запутывался в разных делах.

И еще бы быть в духе? Что ни мечталось сначала: глубокая добросовестность, страстное увлечение и т. д. А выходит один шиш; как-то и времени нет серьезно позаняться.

Помело слазил в карман за духовной плетью и начинает легонько себя подстегивать.

– Скверно! Дела кажется порядочно, а радости – маловато. Как-то все пресно… Экий дуралей! Разве маловато? Погуще, что требуется! Подвига, сильного чувства надо. Это верно. Да. Надобно влюбиться. Ведь все, что в романе описывают – все те дела делаются. Подвиги отламываются! Может быть, и мы что-нибудь отломаем. Плеть убирается снова в карман. И милая улыбка успокоено разливается по образу Помела.

Вечер. Комната Помела, заваленная книгами. На столе расположены всевозможные орудия умственного труда: чернила, костяной нож и т. д. Помело – дома. На лице выражение какого-то ни того, ни сего. Не то ему скучно, не то хорошо. Начинается обычный разговор про себя. Только заниматься! Ни тебе – никуда, никто – к тебе. Заниматься, черт побери! Нередко заниматься – так даже приятно. Какой-то аппетит! Но что же взять? С чего начать?

Помело отправляется к книгам и долго роется. Наконец отбирает пять и кладет на стол. Энергически несколько раз прогуливается по комнате и садится за стол, перед книгами. Берет верхнюю.

– Начнем с этой!

Задумчиво перевертывает листья.

– Или ту?

Берет другую. Ладно. Читает. Напряженно ведет глазами по первой странице.

– Что-то не интересно! Лучше, не эту ли?

Берет третью и так до последней книги. Помело с сердцем бросает последнюю и сердито ходит по комнате.

– Что же это такое? Выходит дурак дураком! И время есть удобное, а дело не идет. Нет, это недаром. Это, вероятно, от каких-нибудь неудовлетворенных потребностей. Нет, видно с толком сказано, больше себя не будешь. Хоть и не любил, и не хотел любить, а без того не должно обойтись! Влюбиться! Непременно влюбиться!

Лицо Помела горит огнем решимости.

Читательница! Разве вам не ясно, что Помело изображает теперь кучу горючего материала. Одна искра и он запылает.

Не менее тревожный период переживает и приятель Помела – Дубина. К нему и отправляемся теперь, Читательница (продолжение в следующем нумере)

Письмо в редакцию [6] Редакция «Чудны и т. д.» получила письмо от господина X. с пожеланием в случае, если окажется обременительным поместить его сполна, – опубликовать только выдержки из них, чем мы охотно и пользуемся.

г. редактор!

В нумере 2 Вашей уважаемой газеты в отделе хроники появилось известие, что я сожалею о рюмках перед обедом, которые я теперь не могу испивать вследствие обета любви. Такого сожаления я не обнаруживал, вероятно, поводом к этому слуху послужила моя фраза, что мне всего труднее стоило отвыкать от этих рюмок, моих хороших знакомых еще с 14-летнего возраста.

Однако Вашему, хоть и неверному, известию очень много и много одолжен, потому что оно дало слухи Вашей глубокоуважаемой Читательнице выразить в бесконечно дорогую для меня веру в мою решимость пережить себя.

Примите истинные уверения и т. д.

С. X.

Многое бы могла Редакция «Чудны и т. д.» сказать по поводу последнего Вашего письма, Читательница, но, усталая, оставляет до следующего нумера. Однако, не может умолчать: пусть ваши письма, Читательница, [кажутся вам] достойными смеха, но нам присылайте их чаще. Без них «Чудны и т. д.» неминуемо перестанут существовать.

Единственной Читательнице, Саре Васильевне, привет от редактора Ив. Павлова

В виде приложения пусть идут изделия от нашего ветреного сотрудника.

Кое о чем

(написано не Иваном Петровичем)

пустой лист

21 августа №№ 7, 8, 9

«ЧУДНЫ ДЕЛА ТВОИ, ГОСПОДИ» бывшее «Попался»

Еженедельное издание случайного происхождения и т. д. Объяснение Редакции с публикой

Ура! Ура! Читательница. Мы можем, как и вы, начать нумер победным криком, только с большим правом. В тот момент, как вы потешаетесь над последним усилием якобы истощенной редакции, она делает на самом деле чудеса энергии. Двойной предыдущий нумер, тройной нынешний! Это ли не деятельность. Дело ведь в том, что вы уже давно должны получить 5 и 6 нумер. Целых десять листов. Отчего произошло запаздывание в получении? Получили ли его, наконец, редакция, к сожалению, не ведает. Да послужит вам после этого, дорогая Читательница, достойным наказанием за горькое для нас сомнение мука чтения произведений нашего почтенного сотрудника Н. С. Т. и затем, определивши меру заслуженного наказания, редакция спешит обрадовать вас известием, что ее состав неожиданно пополнился, в чем, надеется, убедитесь и вы сами.

Критический период в жизни разумного человека

Вот, наконец, давно обещанная суть. В прошлом нумере дело стало на мнении о поре возвышенного молодого возбуждения, как поре проходящей по самой своей природе.

Мне кажется, что отсюда в отношении к этому мнению начинаются опасности критического периода. Раз это действительно представляется временным, многие будут стремиться скорее пережить этот переходный период, возраст. Конец умственных и всяких других волнений будут приветствовать как начало трезвой настоящей жизни. Потерю интереса к разным книгам, всякого рода теоретическим вопросам – как желанное обращение к действительной жизни. Сколько, вероятно, лиц благодаря этому мнению о молодой поре лишились навсегда возможности иметь хоть смутное представление об истинно человеческом существовании! Сколько, и это уж, наверное, утешая себя таким взглядом, способствовали скорому и полному забвению возвышенных потребностей и ощущений этой поры!

Но, помимо значения теоретического взгляда на дело, едва ли не большую роль играют и действительные изменения ощущений при переходе из периода молодого возбуждения в следующий. Вы знаете, какими редкими ощущениями полна умственная жизнь молодости, какое страстное искание интересных книг, какое невыносимое, почти до слез, ощущение пустоты, раз долго остался без умственной работы! Вас, Ваше умственное достоинство сторожит, можно сказать, строгий взыскательный надсмотрщик, проходит эта пора возбуждений, ваши чувства несколько тупеют – и вот бессознательный присмотр естественно, но незаметно, делается слабее и совсем немудрено, что эта слабость сплошь и рядом перейдет границы и выразится в непоправимых упущениях. Иначе сказать можно и так: с годами ваше умственное достоинство должно перейти из поведения непосредственных ощущений в область сознательного систематизированного поведения; а вы и теперь все еще полагаетесь на старые порядки. Не естественно ли, что так можно в конце концов остаться и на бобах!