Евгений Соколов - Жизнь как кино

Итак, переоделись в походных условиях, то есть прямо на морозе и давай погружаться. Нырять надо было в прорубь два на два метра, которую заблаговременно вырубили во льду наши старшие товарищи. Нас новичков было не так уж много, человек пятнадцать, ныряли по очереди, по одному, минут на пять-шесть. И пока моя очередь не подошла я фотографировался, шутил, в общем, как мог, изображал из себя крутого героя. Но вот позвали и меня. Ещё пару фоток на память. Пристёгиваю ремень со свинцовыми грузилами, поправляю маску, ласты и прыгаю в прорубь.

Первых несколько секунд было любопытно. Золотистый свет от лунки бликовал на стекле маски и пузырьках воздуха. Вот глубина метра три примерно. Тут надо притормозить, чтоб продуть уши, а то барабанные перепонки не любят быстрых перепадов давления. Пузыриков воздуха уже почти не видно, так как вода в реке мутная, да и свет от полыньи уже почти не пробивается. Иду ещё дальше, вроде, осторожно стараюсь, но адреналин то в жилах уже закипает, не каждый день же приходится под лёд нырять. Да и состояние, скажу я вам. Во-первых, невесомость, ты не понимаешь, где верх, где низ, а ещё под перчатку ледяная вода начала просачиваться, видимо неплотно надел. Как-то не весело. Но до дна то дойти надо, тем более сказали, что глубина там метров десять от силы. Плыву вниз, а сам ничего уже и не соображаю от стресса, но тут головой в ил ткнулся – дно. Уф… Пытаюсь перевести дыхание и сориентироваться. Ага. Вокруг такая темень. Не то, что ни зги, вообще ничего не видно. Ни пузыриков, ни даже самого этого дна и, о, ужас, не видно даже этой самой проруби, этого пути наверх, где люди, где жизнь.

Вроде минуты три я под водой уже провёл, надо бы подниматься, а куда? Тут я вспоминаю, что нас учили обратно выбираться по страховочному тросу. Но! Пронзает мысль – я же его забыл прицепить к поясу. Грузила из свинца надел, а, самое главное – трос, забыл прицепить. А вокруг чернота, в ушах звон. В открытом космосе, наверное, не так страшно. Там хоть звёздочки мигают, кораблик космический рядом, Земля, планета наша под боком, Солнышко опять же по-домашнему греет. А тут ничего – зеро. Воздуха в баллонах ещё минут на двадцать, но куда плыть, где верх? А даже, если я и найду этот верх, течение меня, наверняка уже снесло в сторону. Несколько метров достаточно и – хана. Все эти мысли крутились в голове с бешеной скоростью. Осталось только мысленно с родными попрощаться, когда, вдруг я почувствовал лёгкое подёргивание за пояс. Крутанулся, как мог, что есть силы, завёл руку за спину. И, о, чудо – там был трос! Как оказалось, в последний момент, перед самым моим прыжком в прорубь, кто-то из инструкторов зацепил карабин троса мне за пояс. Можно сказать повезло. Потому что надо было не о фотках героических думать, а о деле. Урок, как говорится, на всю жизнь.

Ну, да ладно. Всплыл, по тросу то просто. Метра за три до поверхности блики на пузырях появились, стало как-то сразу веселее. А там уже и прорубь и друзья руки протягивают, вылезти из этой преисподней помогают.

Эх! Всё равно круто было! А потом мы в магазинчике у моста купили водки и сырых яиц на закуску. Да, почему-то так. Надо же было крещение боевое отметить. А фотка, где я водку сырым яйцом запиваю, где-то потерялась. Ну, ничего, если найду – обязательно в инстаграм выложу.

В Москве было прижиться очень тяжело. После тёплого Киева, где полно друзей и родных по духу однокурсников.

Учились мы пять с половиной лет, защита диплома была в феврале, и в середине марта я поехал в Москву, сдаваться, на завод. В Киеве уже всё таяло, а в Москве – 20, весной и не пахло ещё. Не знаю, что бы я и делал, если бы летом не поехал в пионерлагерь от завода работать художником. Через забор от нашего лагеря был другой такой же пионерлагерь от Главного архитектурного управления города Москвы «Искра». Днём я работал в своём «Зорком», а ночи проводил в «Искре», возгорал пламя, как говорится. Там и познакомился с Ириной Юшенковой, её мужем Сашей и другими молодыми архитекторами, которые предпочли свежий воздух подмосковного лагеря душному городу.

Потом осенью я ещё поступил в студию к Гедрюсу Мацкавичусу, а с весёлой компанией архитекторов-горнолыжников общался в свободное время. Мне даже пришлось научиться кататься на горных лыжах, правда, в качестве «чайника».

И вод пришёл декабрь с его, тогда ещё лютыми московскими морозами, и, главное с днём рождения Ирины. Это же было очень важное событие, к нему готовились заранее, ведь Ирина была не просто душа компании, а заводила всего чего только можно придумать, неугомонный фонтан творческих идей, короче говоря.

С репетиции я в этот день заранее отпросился и после смены на заводе двинул, к метро «Динамо», а оттуда на маршрутке в гости. Хозяева Саша и Ирина радушно встречали друзей. Квартира была украшена разными прикольными штучками, стол был шикарно сервирован. Видно было, что хозяева, чтоб порадовать гостей, трудились весь день не покладая рук.

Когда почти все были в сборе, и пора было уже рассаживаться за стол, весёлая компания обнаружила, что ни Ирины, ни Александра среди нас то и нет. Нашли их в соседней комнате. Они, как были в рабочей одежде, так и прикорнули на диване. Устали, понятное дело. Приготовить еды на такую ораву – дело не шуточное.

Пусть пол часика поспят, отдохнут, решили мы, и ДР продолжился, вернее, начал набирать обороты без виновницы торжества. Было очень весело, мы выпивали, дурачились, играли в какие-то игры, в общем, прекрасно проводили время. Не заметили, как время начало приближаться к полуночи. Пора и расходиться, метро ведь скоро закроют. И тут кто-то вспомнил.

– А где же именинница!!!?

Растолкали хозяев, они встали отдохнувшие такие, бодрые, готовые к празднику. Но, как говорится, полночь близится, мороз крепчает, а гостям пора бы и честь знать.

– Спасибо, гости дорогие, что пришли!

Ну, и начали нас пьяных и весёлых провожать. Праздник то закончился.

Да запоминающийся был день рождения, по крайней мере, для меня. Не знаю, может кто-то его по-другому запомнил.

Недавно мой товарищ рассуждал, что слово гений потеряло свой исконный смысл, стало расхожим.

–Вот ты, по жизни пересекался хоть с одним гением?

Ни секунды не раздумывая, я сказал, что да, конечно, например – это, Гедрюс Мацкявичус.

В далёком 1982 году с одним чемоданом и пятьюдесятью рублями в кармане я приехал в город, который не верит даже слезам.

Незадолго до этого, на распределении в Киевском политехе сказал, что у меня в Москве есть родственники, и женщина из министерства пошла навстречу. Меня вместо Киева распределили в ближайшее Подмосковье, в Красногорск, на КМЗ, инженером. Родственники у меня в столице были ну очень дальние, но было желание работать на «Мосфильме», поступить во ВГИК и стать кинорежиссёром. Но сначала, кто помнит, надо было отработать по распределению, на заводе. И не знаю, что бы я делал в этом чужом огромном городе, засох бы с тоски, наверное, если бы не Гедрюс Мацкявичус, вернее, если бы не театр Пластической драмы, который он создал, и который гремел тогда на всю Москву, да и на всю страну. То, что делал этот самобытный коллектив, потрясало зрителей, было ново, ни на что не похоже и, соответственно, толпы фанатов их боготворили. Что сказать, если сама Майя Плисецкая была среди этих поклонников.