Исаак Гилютин - Жизнь и страх в «Крестах» и льдах (и кое-что ещё)

– Тыды постой тута в сенях, а я позову дохтура.

Через десять минут зовёт меня в хату, где в просторной горнице напротив входной двери за столом сидит молодой доктор в медицинской шапочке. Комната освещается тусклой лампочкой под потолком и настольной лампой по левую руку доктора. Доктор спрашивает:

– Ваша фамилия, имя и отчество?

Отвечаю:

– Гилютин Исаак Борисович.

Не успел я закончить своё отчество, как доктор потянулся к своим очкам (очевидно, он был сильно близорук), после чего попросил меня повторить моё имя ещё раз.

Когда я повторил, он поднялся из-за стола и подошёл ко мне уже совсем с другим вопросом:

– Исаак, ты что меня не узнаёшь? Я Боря Агов.

От такого поворота событий я потерял дар речи. Мы с Борей учились в одном классе последние два года школы. Только теперь я вспомнил, что в классе всем было известно, что Боря будет поступать в медицинский институт. Но узнать его в роли настоящего доктора, да ещё в медицинской шапочке, было совсем не просто. К тому же я был в подавленном состоянии – мне нужно освобождение от работы, а уверенности, что мне удастся показать повышенную температуру тела у меня не было.

Но теперь, когда произошла такая неожиданная встреча, необходимость в повышенной температуре отпала сама собой, как, впрочем, и само её измерение. Я совершенно честно рассказал Боре о причине, которая привела меня к нему. Он попросил санитарку приготовить нам чай и что-нибудь ещё к нему, а затем заверил меня, что всё сделает в лучшем виде. Мы провели за разговорами часа два. Он рассказал мне, как оказался на этом месте. В отличие от нас – технарей, медиков и педагогов, после окончания института почти не оставляли в Ленинграде. Недостаток этих специалистов всегда остро ощущался на периферии. В то же время все окончившие институт обязаны были отработать три года там, куда их направит институтская комиссия по распределению, т. е. туда, где ты более всего нужен государству. Это прямое следствие бесплатного образования и плановой государственной экономики. Боре ещё повезло, что он был послан в Лодейное поле – всего каких-то 100 км от Ленинграда.

Итак, вдоволь наговорившись, Боря вручает мне справку об освобождении от работы, затем вызывает карету скорой помощи, которая уже глубокой ночью доставляет меня в деревню, где проживает мой трудовой отряд. Утром, предъявив справку начальству, я благополучно отправился домой в Ленинград. Поневоле хочется сделать резюме из этого эпизода: когда чего-то очень хочется, надо сделать всё возможное, и даже невозможное, и тогда может и вправду получится. Если же всё-таки не получится, то, по крайней мере, не о чем будет сожалеть.

Таким образом, благодаря Боре Агову я вовремя появился в аспирантуре и успешно сдал вступительные экзамены (по специальности и иностранному языку) в вечернюю аспирантуру. Вечерняя – это значит без отрыва от производства и на четыре года в отличие от дневной, которая была рассчитана на три года. Теперь мне надо было найти себе официального руководителя моей будущей диссертации. А это ведь тоже не такая тривиальная задача, как может показаться. После официального зачисления в аспирантуру, её заведующий спросил есть ли у меня на примете руководитель, на что я ответил, что об этом вообще не задумывался. Тогда он, основываясь на моей тематике, которую я указал в своём заявлении с просьбой о приёме, предложил мне поговорить со Смоловым В. Б., который уже много лет сотрудничал с нашей аспирантурой. Но главная работа Владимира Борисовича была в ЛЭТИ, где он, д.т.н. и профессор, много лет заведовал кафедрой вычислительной техники (ВТ). Как позже оказалось, он ещё курировал кафедры ВТ во всех ВУЗах Ленинграда, где таковые были, а также был членом ВАКа (Высшая Аттестационная Комиссия), которая утверждала диссертации после их защиты в Диссертационных Советах ВУЗов. Думаю, что иметь руководителем учёного (а одновременно и администратора) такого уровня, хотел бы любой аспирант. И я, конечно, не исключение, но для меня такая возможность казалась из области «этого не может быть, потому что этого не может быть никогда».

Тем не менее, пользуясь своим уже оправдавшим себя в альпинизме жизненным правилом «делай по максимуму и не упускай никаких возможностей, а там как получится», я записался на разговор к Владимиру Борисовичу в ближайший день его посещения аспирантуры, уверенный, что ничего путного из этого получиться не может. Во время разговора я показал ему свои две уже опубликованные статьи и рассказал, чем собираюсь заниматься в аспирантуре и чего хочу добиться в диссертации. К моему великому удивлению, Владимир Борисович, выслушав меня, и не задавая больше никаких вопросов, тут же даёт своё согласие быть моим руководителем. Все мои друзья, с которыми я поделился этой новостью, «обалдели» от такого поворота событий. Что уж тут говорить обо мне самом. Таким образом, в мои аспирантские годы у меня оказалось два руководителя, один формальный, другой, Лёва, «на общественных началах». Раз в месяц я посещал Смолова В. Б. на его кафедре в ЛЭТИ, чтобы показать, что я проделал, чего достиг за прошедший месяц и в каком направлении собираюсь продолжать работать. Он всегда одобрительно отзывался и, очевидно, этого было достаточно, чтобы он раз в полгода докладывал в аспирантуру, что я активно работаю над своей диссертацией. Куда важнее для меня и моей диссертации были постоянные обсуждения всех технических вопросов и проблем с Лёвой Шахмундесом, моим другом и по сути дела, зачинщиком того, что я вообще оказался в аспирантуре. Уверен, если бы не Лёва, мне самому такая мысль не могла бы прийти в голову всё по той же причине, которую я не раз обсуждал на страницах этой книги.

Теперь, поскольку случилось то, во что я сам не верил, моё расписание на следующие два года выглядело так: с 8:30 до 17:15 я проводил на работе, затем шёл обедать в ресторан «Приморский», который находился на углу Б. Зелениной улицы и Большого проспекта П. С., а затем в БАН (Библиотека Академии Наук) недалеко от стрелки Васильевского острова. Там я работал до закрытия в 22:00, после чего ехал домой спать. Только два дня в неделю – вторник и четверг – я покидал библиотеку в 20:30, чтобы в 21:00 прибыть в ЛИТМО на тренировку, которую я сам и проводил со студентами до 23:00. А выходные дни в основном проводил за городом. Иногда всё-таки позволял себе нарушить это расписание из-за концертов поэзии или классической музыки, которые тогда в 60-е годы были очень популярны.

У читателя может возникнуть вопрос: а каким образом я мог обедать в ресторане почти каждый день на зарплату простого инженера в 100 рублей? На самом деле жил то я вообще на 75 рублей – это то, что оставалось после вычета двух налогов (подоходного и за бездетность), а также 10 рублей, которые я отдавал сестре Неле за коммунальные платежи. Вот мой ответ: во-первых, в эти годы мой летний «отдых» в горах ничего не стоил, стоил только проезд до Кавказа. Во-вторых, в то время обед в ресторане до 6 вечера отпускался с большой скидкой. Хотите верьте, хотите нет, но мой обед из трёх блюд (суп, котлета с гарниром и компот) плюс маленькая бутылка пива стоили 1рубль 20 копеек. Мне даже не приходилось давать официантке на чай. А случилось это так: когда я первый раз отобедал в совершенно пустом ресторане и был обслужен без промедления (весь мой заказ состоял из простого обеденного меню), дал ей 20 копеек чаевых, она вернула их мне со словами: