Мартин Лейтем - Истории торговца книгами

Есть немало героических историй о людях, которым удавалось читать в чрезвычайных обстоятельствах, вопреки трудностям и благодаря тому, что можно назвать вдохновенным прагматизмом. Очень многие читают исключительно в постели, ведь остальная часть дома кишит незаконченными делами или же там попросту неуютно. Прилагательное cosy («уютный», «удобный») – это заимствование, пришедшее в английский язык от викингов через скоттов и введенное в употребление двумя народами, которые, как никто, умели ценить тепло уютного жилища, укрытого от непогоды. И от ветра, для обозначения которого у знатоков суровой погоды, жителей Оркнейских островов, существует восемь разных слов.

Британский натуралист и популяризатор науки Ричард Мейби в мемуарах о непреодолимой депрессии под названием «Природное лекарство» (Nature Cure) рассказывает, как бродил по дому в поисках укромного местечка для чтения и в конце концов отыскал его рядом с небольшим угловым столиком, на котором стояла лампа. В своих поисках он уподобился животному: именно так зайчихи находят на лугу идеальное место, где можно вырыть нору и родить зайчат. (Фрэнсис Бэкон [37] Бэкон Фрэнсис (1909–1992) – английский художник, чье творчество представляет собой синтез экспрессионизма, сюрреализма и кубизма. писал хорошие полотна только в тесной съемной квартире в Южном Кенсингтоне: по мнению одного критика, ему необходимо было «отгородиться от внешнего мира».) Этот животный инстинкт, заставляющий искать подходящее убежище, присущ нам куда больше, чем может показаться, особенно если речь идет о мгновении, когда мы решаем уединиться и погрузиться в книгу. И если, согласно исследованиям, осьминоги способны думать щупальцами, то, может быть, и мы, устраиваясь читать, складываем руки и поджимаем ноги по сходной причине?..

(Известен занятный случай показного чтения в уединении, когда человек из политических соображений притворялся, будто прячется, погрузившись в себя. Однажды слуга заметил, как Томас Кромвель, сидя у окна во дворце в Ишере, громко рыдал над молитвенником, после того как его покровитель, кардинал Уолси, попал в опалу. Как отмечает историк и профессор истории христианства Имон Даффи, это было «показное проявление традиционалистской набожности».) Но вернемся к искренности: Эразм Роттердамский тоже сталкивался с проблемой, о которой рассказывает Ричард Мейби. Хотя ученый жил в «чудесном доме», ему требовалась целая вечность, чтобы найти там «уголок, где он мог разместить свое щуплое тело», писал его первый биограф. Немаловажную роль при выборе подходящего места играет то, что может произойти во время чтения. Нередко, взяв в руки книгу, мы перерождаемся, словно куколка, превращающаяся в бабочку. Свернувшись калачиком с книгой в руках, мы покидаем свою телесную оболочку и можем вернуться в нее изменившимися. Однажды Кафка заметил, что его внутренние метаморфозы сопровождались непосредственной физической реакцией. В 1913 году он писал своей будущей возлюбленной Фелиции о прочитанном накануне стихотворении: «Как же вздымается такое вот стихотворение, неся и зарождая свой финал уже в самом своем начале, в непрерывном внутреннем развитии, что низвергается на тебя потоком, – а ты, скорчившись на кушетке, только глазами хлопаешь!» [38] Перевод М. Л. Рудницкого.

Иногда притягательными кажутся лестничные площадки и пролеты, где ничто не напоминает о незаконченных домашних делах и где царит та же бесхозная атмосфера, что и в зале ожидания аэропорта. Дом сэра Вальтера Скотта был столь роскошен, что почти не отличался индивидуальностью, поэтому поэт часто читал, устроившись посреди лестницы, ведущей в библиотеку.

Простые читатели-работяги, далекие от читательских забот и роскошных особняков Эразма Роттердамского и Вальтера Скотта, были вынуждены справляться с проблемами более насущными, чем поиск подходящего места, где можно уединиться с книгой.

Слезы на станке: читатели-работяги

История знает много примеров, когда люди из рабочего сословия силились раздобыть книги, при этом свободного времени у них было так мало, что приходилось терпеть ограничения – как в плане выбора книг, так и в плане читательских привычек. Плотник из Корнуолла Джордж Смит (р. ок. 1800) ценил учебники по математике за долгий «срок службы». В автобиографии он вспоминает: «Труд по алгебре или геометрии стоил всего несколько шиллингов, но при подробном изучении его могло хватить на целый год». Многие страдали скорее от нехватки времени, чем книг. Например, лондонский сапожник Джеймс Лакингтон (1746–1815), позднее подавшийся в книготорговцы, разработал поистине поразительный распорядок, придерживаясь которого они с товарищами выделяли на ночной сон всего-навсего три часа:

Один из нас вставал и работал до оговоренного времени, когда надлежало проснуться остальным, а когда все бодрствовали, мой друг Джон и ваш покорный слуга по очереди читали остальным вслух, пока те трудились.

Смиренным прилежанием отличался и Джеймс Миллер, шорник с шотландского высокогорья, который обычно просил кого-нибудь почитать ему, пока он работал, а еще каждый вечер он устраивал чтения, на которых часто собиралась «пара-тройка ученых соседей». Возможно, не так уж и удивительно, что его сын Хью (1802–1856) стал известным писателем, геологом, во многом определившим дальнейший вектор развития геологии. Еще один книголюб-шотландец, странствующий каменщик, проявив изобретательность, приучил свою лошадь следовать привычными маршрутами, а сам читал в дороге.

И все же главный приз за читательскую находчивость следовало бы присудить жившему в XIX веке шотландцу Джеймсу Соммервиллу. Он был странствующим разнорабочим с одиннадцатью детьми, которые в буквальном смысле одевались в лохмотья, раздобытые и заштопанные их матерью Мэри. Один из сыновей, Александр, начал работать в возрасте восьми лет – он чистил конюшни и рыл канавы. С ранних лет он много читал, а повзрослев, стал политиком, которым восхищался Энгельс. В автобиографии он рассказывает о превратностях судьбы в детские годы. В многочисленных лачугах, где останавливалась его семья в поисках работы, не хватало света, но Джеймс повсюду возил с собой застекленное окно и устанавливал его в каждом новом жилище.

Сегодня трудно вообразить, какой серьезной проблемой для бедняков было отсутствие освещения. Многим трудягам приходилось читать при свете луны, ведь сальные свечи из говяжьего или бараньего жира нередко оказывались им не по карману, а восковые были привилегией богатых семей. В некоторых регионах можно было раздобыть ситник, стебли которого вымачивали в жире и использовали как фитили, но такие свечи, как и сальные, сильно коптили, издавали резкий запах, и их приходилось то и дело подрезать. Неудивительно, что два лакея, прислуживавшие в Сент-Джеймсском дворце в годы правления королевы Анны, смогли открыть свое дело, после работы продавая на рынке огарки дворцовых свечей, пользовавшиеся бешеной популярностью. Вскоре они открыли собственную компанию Fortnum & Mason [39] Fortnum & Mason – компания, пользующаяся репутацией одного из мировых лидеров продаж элитной продовольственной продукции. Одноименный универмаг на улице Пикадилли в Лондоне относится к числу самых первоклассных и дорогих продуктовых магазинов в мире. .