Татьяна Пирусская, Светлана Тирская - Срок давности

Да он безумец – писать такие вещи?! Иль бессмертным себя возомнил? То-то и оно, что смертным был. Причем, в любую минуту – смертным.

***

Что интересно, в дневнике Пети почти нет подробностей личной жизни – только описание фронтовых будней и леса. Лишь однажды вспоминает он милую Сычевку и пару раз – своих родных. На постое в Божонке, думая о хозяйках крестьянской хаты, он пишет: «От одной думы, что мои родные находятся в такой же, а быть может в худшей обстановке, я пропитываюсь теплым чувством доверия, участия и сочувствия к этой семье».

(Увы, тревоги нашего героя были оправданны. Сейчас мы знаем, какой след на сычевской земле отставила Великая Отечественная война. 17 месяцев шли там бои. До войны в Сычевском районе проживали около 45 000 человек (в городе – 8 248 человек), после оккупации осталось 16 000 человек (в городе – 3 152 человека). В Сычевском концлагере фашистами были истреблены более 3 000 человек, угнаны в фашистское рабство 7 000 человек. На фронтах сражались более 11 000 сычевлян.)

У меня даже появилась мысль, что о личном он писал в другой тетради (пропали три дневника и 50 писем). Еще думалось, что любимую девушку Люсю он раз и навсегда решил не вспоминать – быть может, они расстались перед войной?.. Но архивные документы опровергли, к счастью, эту мою догадку: Петя хранил телеграмму от Люси и ее фотографии. На оборотной стороне портретного снимка – похоже, девичьей рукой – по краю написано «Vale et me ama!.. („Прощай (будь здоров) и люби меня“ – латынь. Прим. Авт.) 1940 год. г. Тула». Все же остальное пространство на обороте снимка занимает надпись, сделанная красным карандашом: «В огне жестоких сражений я не перестаю думать и вспоминать об этой девушке, которая научила меня жить и понимать людей. Уже более 2-х лет как я ее не вижу, но память о ней еще совсем свежа. 5.7.42».

Взял с собой на фронт наш герой и фотографии друзей школьной, студенческой юности. На обороте одной из них, подписанной «другу Андреичу», сохранилось пожелание товарища-романтика – «Вспоминайте, люди, в час печали одиноких странников пустынь».

…Фронтовой путь Пети не отследить по «Памяти народа», а в дневнике его имеются «долгосрочные» пробелы. Причины их легко понять, если сопоставить с боевой историей 52-й армии. Глухая оборона, неудачная Любанская операция, Мясной бор… Между 29 ноября и 26 января «молчания» дневника поместились празднование Нового года в Божонке, переход Губарёво – Кунино – Наволок, что на берегу озера Ильмень. В кратком отчете о происшедших событиях радует запись: «Нахожусь среди хороших ребят в тяжелую минуту мало кто из них растеряется».

Что было потом? Почему Петя пропал на четыре месяца? Судя по всему, исполнилась его мечта – он попал в разведку. Все эти месяцы дневника при нем не было, и нашего героя как будто с верным другом разлучили… Судите сами: «2 мая 1942 г. д. Новосельцы. Вот я и снова пишу на эти дорогие для меня страницы после длительного перерыва из-за отсутствия данных записей при мне. Им ток же пришлось пройти свою суровую жизнь и через ряд рук и вот они опять попали ко мне. Радости, которая охватила меня при виде их, не было конца. Это время мне пришлось многое, многое повидать и пережить, что основательно перевернуло мои взгляды на вещи… Суровая боевая жизнь фронта, тяжелые переходы в снегах, короткая болезнь и недостаток питания окончательно подорвали мое здоровье… и вид мой уже не дышит свежестью бодростью и нет той прежней энергии, которая била ключом во мне 10 месяцев назад».

Но усталость и безразличие ко всему, маета от безделья уходят, когда наш герой узнает: боевая группа товарищей отправляется на задание. Петя радуется, что скоро и его очередь, но «одно не нравится мне – это то, что предстоит действовать с мальчишками, которые совершенно не имеют выдержки и нужной в этом деле уловки и хитрости». В конце мая отправляется и Соловьев на «трудную и рискованную работу». На этом дневник заканчивается. Но то было не последнее задание его разведгруппы…

В ночь на 5 августа 1942 года разведчики Данилов, Соловьев, Фукалов, Сергеев, Алмазов и Хвостиков под командой замполитрука Козырева были заброшены в тыл противника. 12 августа разведгруппа возвращалась с задания на лодке через Ильмень-озеро. Лодку опрокинуло волной, Козырев и Хвостиков утонули. Остальные бойцы попали в плен. Через несколько дней из плена бежали сначала Данилов и Соловьев, позже – Фукалов, Сергеев и Алмазов.

Их арестовали по подозрению в том, что они перевербованы немецкой разведкой. Когда это подозрение не подтвердилось, наших героев обвинили в разглашении сведений… уже известных противнику.

Иван Кузьмич Пархоменко родился в октябре 1911-го в Сумской области, в с. Пушкаревка. В Красной Армии служил с октября 1933-го; есть предположение, что в марте 1939-го он окончил Ташкентскую межкраевую школу НКВД и в том же марте было ему присвоено офицерское звание – сержанта госбезопасности. В действующей армии – с декабря 1941-го. В перечне его наград две медали «За боевые заслуги», медали «За оборону Ленинграда», «За оборону Советского Заполярья», «За победу над Германией», Орден Красной Звезды и Орден Отечественной войны I степени.

Служил в УНКВД Сумской области, УКР СМЕРШ 1 ДВФ. Закончил службу в январе 1959-го подполковником. Его имя внесено в Книгу Памяти блокадного Ленинграда.

***

Многие потомки соратников Гитлера каются за грехи отцов. Увы, иные внуки и правнуки наших соотечественников не признают вины предков в содеянных теми преступлениях, говорят: «Они просто делали свою работу».

Лейтенант госбезопасности старший следователь особого отдела НКВД 52-й армии Иван Кузьмич Пархоменко очень старательно делал свою работу. Округлыми гладкими буковками он выводил слова «Протокол допроса» и подчеркивал их двумя чертами… Дату подчеркивал одной чертой, слово «Вопрос» – прерывистой линией, а «Ответ» – непрерывной. Он допрашивал всех пятерых разведчиков и свидетелей, проводил очные ставки, изучал документы – подчеркивая красным карандашом крамольные высказывания. Каждый день, с утра до ночи и с ночи – до трех, до пяти утра…

Вероятно, усталость все же брала свое, и Иван Кузьмич порой ошибался. Вот, например, устроил он очную ставку Соловьеву с Сергеевым 21 ноября с 10.00 до 12.00, а в следственном деле находим протокол допроса Соловьева от той же даты, но с 10.00 до 14.30. Или констатирует Иван Кузьмич время допроса Фукалова 5 октября «0 ч 10 м – 2 ч 20 м», но слово расходится с делом: в этот день он допрашивал Соловьева – с 11.00 до 15.00 и с 20.00 до 5.00.

Как именно вел допрос Иван Кузьмич, можно лишь догадываться. Каждая из его встреч с обвиняемыми укладывалась в несколько страниц текста. Нашла я и в одну страницу протокол, всего лишь из двух вопросов и двух ответов (все подчеркивания – на нужных местах!):