Алексей Андреев - Худловары

это просто способность сказать «не беда».

Города, где бывал, где мечтал побывать, —

оставляй их легко, как окурки. Смотри:

я оставил пять стран, где осел «навсегда»,

и «единственных» женщин – как минимум три.

Но и это ещё не предел мастерства.

Вот когда растеряешь даже слова —

вот тогда и найдёшь,

ничего не ища,

шляпку жёлудя

в рваной подкладке плаща,

да примеришь на пальцы —

и глянь, подошла

безымянному,

словно его и ждала

эта улица в прошлое,

круглая дверь

в день,

где ты начинал

курс Искусства Потерь.

Первые языковые отрыжки начинаются через полгода. Русский прёт обратно. Рыбы родной речи, повоевав с рыбами английского, выныривают на поверхность злыми и потрёпанными, но гораздо шустрее. Ни грамма жира. И прут они с такой силой, что иногда вылетает по пяти стихотворений в день.

Но этого мало. Хочется общаться на родном, а не только дрочить.

Ещё в 94-м году, сразу после приезда, коллеги показали мне электронные конференции Usenet. Поначалу чудо не впечатлило – сплошные разборки по национальным вопросам. Однако великий и могучий звал к себе. И я бросил в этот гадюшник пару лирических текстов.

Лёня Делицын потом говорил, что отклики были. И что, если б я не начал флеймить, слава моя достигла бы неимоверных высот. Уже после первых стихов знатные девушки ньюсгруппы окрестили автора «Китом в лягушатнике» и «The Best Male Poet-95 of soc.culture.russian».

Но я об этом не знал. То ли ещё не разобрался, как работает конфа, то ли отзывы звучали в других местах. В общем, я никакой реакции не увидел. И, разозлившись, «вступил в дискуссию».

Согласно словарям, «флеймом» (flame) называется электронное сообщение, имеющее целью оскорбить, упрекнуть или спровоцировать адресата. Если участники конференции отвечают в той же манере, начинается «война флеймов» (flame war). Тех, кто раздувает флейм сознательно, называют «троллями» (troll). В русскоязычной Сети ещё используется термин «наезд». Иногда флеймовые перестрелки называют «дуэлями».

Хотя качественный наезд можно устроить и в личной переписке, настоящие войны возникают в публичных местах. Здесь «наездник» справедливо рассчитывает на внимание зрителей, а также на подключение других любителей наездов, что приводит к ветвистой цепной реакции. Это и радует настоящего флеймера: лавина, спровоцированная маленьким камешком.

Поймать на флейм можно любого. Человеку, допускающему орфографические ошибки, советуют приобрести азбуку для дебилов. Тому, кто пишет слишком грамотно, рекомендуют перестать читать на ночь словари и завести наконец бабу. Но наиболее эффектный флейм – массовый, бьющий по общим зацепкам. В любой конфе есть люди, пользующиеся софтом от Microsoft. Естественно, все они – гомосеки. Известно также, что все зло в мире идёт от эскимосов, которые Христа нашего распяли.

При этом не стоит удивляться, когда вы узнаете, что человек, кричащий о превосходстве армян над азербайджанцами, сам по национальности эскимос. Для опытного тролля это и есть искусство: быть «над» процессом.

«Если вы думаете о себе как о несущем какую-то важную миссию в Usenet-е, пойдите проспитесь, и это пройдёт. Get a life, как говорят американеры», – так определил эту форму дзэна известный флеймер Сергей Визнюк a.k.a DragonFly в своем кратком курсе «Как разгромить врага в ньюсах».

Мне не пришлось мучиться с выбором темы для наезда. Она была в моём первом стихе, который я опубликовал в конференции. Разве что в стихотворении вышло поизящней, без персоналий:

Жильцы разрушенного дома,

осколки старого сервиза,

По чуть заметным, но знакомым

чертам мы узнаем друг друга

в толпе заморской, где как виза

лицо, и два чернильных круга —

печати глаз.

Хотя у нас

нет с ними разницы в одежде

и в рефлекторности улыбок,

но что до взгляда, в нем, как прежде,

не вылиняв – шероховатость.

Печальный отпечаток зыбок —

обижены иль виноваты?

Уж не прочесть.

Но что-то есть

во взгляде корабельной крысы,

добравшейся до сухопутных:

мех как у всех, когда он высох,

но плохо высыхает память

о ветре, не всегда попутном,

и об оставшихся за нами

на корабле.

А на земле

опознаём своих, заметив

на дне зрачков, в душевных норах

ту грусть, и в то же время – ветер,

блеск гордости бывавших в шторме,

осколок белого фарфора

с полоской золота… Но шторки

усталых век

опущены. И человек

опять такой,

как все.

И растворён толпой.

Для раздувания флейма достаточно было сказать то же самое, но простыми словами. О гнилой иммигрантской культуре то есть. Раз уж съебали за рубеж, нечего прикидываться патриотами! Слушайте свою Пугачёву, смотрите свою «Иронию судьбы» и не лезьте рассуждать о современной России, трусливые дети Совка, продавшиеся за гамбургер.

А потом я, как ни в чем не бывало, снова стал публиковать стихи. И вот тут уже пошла такая реакция, что и захочешь – не пропустишь. Меня обливали помоями методично, день за днём, привлекая самые удивительные аргументы. Забросив в ньюсгруппу невинный стишок из восьми строк, что-нибудь про белую ночь или осенние листья, я возвращался туда через неделю и находил обрывки тредов:

– Что это за буйная дискуссия о пакте Молотова-Риббентропа и необходимости повсеместной легализации абортов?

– Да это андреевский стих обсуждают. Уже восемьдесят килобайт наговорили. Хочешь, скину архив?

Так я со всеми и познакомился.

# # #

Приглашение на новогодний конвент группы soc.culture.russian я пробовал отклонить, мотивируя тем, что у меня нет тачки. Не вопрос, сказали в ньюсгруппе. Заедем и довезём.

Я долго пытался представить, что скажут мне эти суровые люди при личной встрече. Или дадут пизды без предисловий?

На вид они и в правду оказались суровыми.

– Какое тёмное пиво ты имел в виду в таком-то посте? – спросил самый крупный из них, Роман Костин.

А другой суровый мужик в кожанке спросил, издал ли я книгу. Это было что-то запредельное. Какая-то фантастика вообще! Впоследствии оказалось, что дело именно в фантастике. Тот, который в кожанке, был Петр Воробьёв, один из первых русских киберпанков. Недавно он микроскопическим тиражом издал свой роман «Набла квадрат». Вот он и поинтересовался, как дела у товарища по несчастью.

В общем, все те, кто в Сети наиболее рьяно предлагал резать таких, как я, оказались в реальности замечательными людьми. Зак Май угощал меня травой в Чикаго, когда мне стало совсем тошно от американской жизни. А Юля Фридман и Миша Вербицкий поили меня чаем в Москве, когда тошно стало от жизни московской.

И только Сергея Визнюка я никогда не видел. Но не удивлюсь, если сейчас, когда вы читаете эти строки, он переводит через улицу слепоглухонемую старушку. Люди, которые так весело флеймят, не могут быть плохими. Хотя и хорошими их называть глупо. Они просто вышли за пределы шелухи слов. И прикурили у Будды.