Анатолий Карпов - Жизнь и шахматы. Моя автобиография

Встречаемся со Штейном в гостинице «Армения», где для нас забронирован номер, и идем в отдел выездов к Стригановой. Екатерина Алексеевна протягивает Штейну билеты и паспорт:

– Леня, все хорошо. Летишь в Париж, ставишь визу в посольстве Венесуэлы, затем в Амстердам (тогда не было прямых рейсов из Парижа в Каракас), а оттуда уже прямым до Каракаса.

– А я, Екатерина Алекссевна? – решаюсь подать голос.

– А с тобой, Толя, большой вопрос. – Она разводит руками. – Тебе, скорее всего, придется остаться.

Недоумеваю – почему.

– Ленинградский обком не выпускает твои документы. У меня все готово: анкеты, паспорта. Но без решения обкома все это не имеет значения. Небольшой шанс есть, но особо не надейся. Идите пока и подождите в гостинице.

Потом мне стало известно, что шансом этим и стала сама Екатерина Алексеевна. Зная историю о том, кто и как повлиял на включение в советский план венесуэльского турнира, она, никого не спросив, отправила в Каракас телеграмму о том, что прилететь к ним сможет только Штейн. Опять же, ничто не мешало противоположной стране заполучить отличного гроссмейстера, мастера высочайшего класса и на этом успокоиться, но Кальдера, которому пообещали двоих шахматистов из Союза, решил не отступать. Тем более что мое участие с точки зрения интереса прессы могло быть турниру не менее, а возможно, и более полезным, чем участие Штейна. К новым молодым лицам, тем более завоевавшим статус чемпиона в юношеских соревнованиях, интерес подогревается в любом виде спорта, и шахматы не исключение.

На этот раз Кальдера позвонил напрямую Косыгину и, не стесняясь в выражениях, высказал Председателю Совета Министров все, что он думает о желании Советского Союза поддерживать с его страной тесные дружеские связи:

– По-вашему, срыв международного турнира может как-то укрепить отношения между Венесуэлой и СССР?

Косыгин, конечно, ни о каком турнире и слыхом не слыхивал, не по его рангу такие события, но президент Венесуэлы – президент Венесуэлы и удовлетворить его претензии необходимо.

– Не горячитесь, Рафаэль, объясните спокойно.

Поняв, что никакого специального намерения испортить отношения с Каракасом ни у кого, конечно, не было, и успокоившись, Кальдера посвящает Косыгина в создавшуюся ситуацию и просит помочь. Косыгин набирает Павлова и с ходу интересуется у министра спорта, почему наши не летят в Венесуэлу. Могу представить, что недоумение Павлова в этот момент было ничуть не меньше, чем удивление самого Косыгина во время разговора с Кальдеро. Министерству спорта подведомственно такое количество мероприятий, турниров, чемпионатов, сменяющих друг друга и происходящих одновременно в разных городах и странах, что понять сразу, о чем идет речь и что от тебя хотят, просто нереально.

– О чем вы, Алексей Николаевич?! Какой турнир? Почему не летят? – Наверняка в этот момент Павлов испытывал не самые приятные чувства.

– Президент Венесуэлы жалуется, что Штейна отпустили, а Карпова нет.

Павлов обещает разобраться в ситуации и доложить через несколько минут; после общения с отделом выездов объясняет Косыгину:

– Характеристику Карпова не выпускает Ленинградский обком.

– А остальные документы готовы?

– Готовы, Алексей Николаевич.

– Тогда пусть едет этот ваш Карпов, раз его так хочет видеть Кальдера.

– А как же обком? – Павлов до конца не верит в то, что неповоротливую систему можно обойти.

– Я за него, – слышно, что на другом конце трубки Косыгин усмехается.

И за пятнадцать минут до конца рабочего дня Стриганова получает указание меня выпустить. Бежим со Штейном в консульский отдел МИД, получаем мой паспорт у дежурного и на следующее утро улетаем в Париж в полной уверенности, что на этом все наши злоключения закончились. Наивные. Узнать в Париже нужный адрес двум не говорящим по-французски людям оказалось невероятно сложно. Прилетев в столицу Франции примерно в одиннадцать утра, мы, как только вышли из зоны паспортного контроля, обратились в представительство «Аэрофлота», где крайне нелюбезная мадам объявила о том, что времени звонить по справочным у нее нет, и, небрежно указав на телефон-автомат, отмахнулась от нас, как от назойливых мух.

Как же, наверное, тяжело понять наши проблемы молодому поколению, для которого выяснить любую необходимую информацию – дело одной минуты. Бери в помощники «Сири» или «Алису» и ни о чем не волнуйся. Тебе все найдут, объяснят, расскажут. А тогда невозможно было просто загуглить. Никакого интернета, а вместо мобильных стационарный таксофон, который глотал монеты каждые пятнадцать секунд. С огромным трудом Штейн дозвонился до справочной и каким-то чудом вытащил из своего владения испанским языком французские слова «адрес», «посольство» и «Венесуэла». Однако задать вопрос оказалось не самой сложной задачей. Намного сложнее было понять и записать ответ. И вот Леонид Захарович звонит снова и снова, опять и опять слышит неудобоваримое сочетание слогов и тут же за ним разрывающие трубку отрывистые гудки. Дозвонившись в очередной раз, он хватает в охапку мегеру из «Аэрофлота» и тащит ее к телефону, умоляя записать адрес.

Получив вожделенную бумажку, хватаем такси и просим водителя ехать как можно быстрее. Мы не боимся опоздать на рейс в Амстердам. Он во второй половине дня, и времени еще предостаточно. Но дело происходит в пятницу, а по пятницам все посольства и консульства работают до обеда. Приехав по адресу, выбегаем из такси, просим водителя подождать. Кому бы в современном мире пришло в голову оставить все вещи незнакомому таксисту и удалиться минут на тридцать-сорок решать свои проблемы. А тогда и мысли не возникало, что что-то может случиться: уедет, обманет, украдет.

Посольство Венесуэлы располагается на одиннадцатом этаже большого шестнадцатиэтажного здания. Поднимаемся на лифте и оказываемся посреди четырех темных коридоров, не зная куда бежать и что делать. Нам навстречу по одному из коридоров идет человек, Штейн бросается к нему и спрашивает по-испански:

– Посольство Венесуэлы, где посольство Венесуэлы?

– А кто вы и по какому вопросу? – по-испански же интересуется человек.

– Мы – советские шахматисты, летим на турнир в Каракас по приглашению президента. Нам должны здесь поставить визы.

– Вам необыкновенно повезло, сеньоры.

– Почему?

– Я – посол, и я как раз уходил с работы. Минутой позже мы просто разминулись бы с вами в лифтах.

В кабинете посла возникает ощущение удачно оконченного забега. Путешествие только началось, мы даже не достигли места назначения и тем более не сделали ни одного хода на шахматной доске, но кажется, что свернули горы и совершили невероятное. Наконец-то можно расслабиться, не волноваться, позволить себе пару минут спокойно посидеть и не чувствовать сердцебиения, не слышать, как внутренний голос постоянно подгоняет тебя: «Быстрее! Быстрее! Быстрее!» Как же здорово иногда без всяких мыслей сидеть в глубоком кресле уютного кабинета в спокойном ожидании. Вот сейчас посол заполнит анкеты, сейчас наклеит фотографии… От этой мысли моментально холодею: про фотографии я совершенно забыл. Да, когда собираешься выезжать, надо сдавать фотографии в МИД, но я с готовым паспортом впервые в посольстве другой страны, и, в конце концов, мне всего девятнадцать. Вопрос посла прозвучал одновременно с появлением мурашек на моем теле: