Виктор Улин - Москва – Санкт-Петербург

В период 1985-1995 я опубликовал около полутора сотен материалов на самые разные темы.

Как журналист был очень востребован; ко мне стояла очередь из героев разного плана, желающих увидеть материал о себе, написанный моим пером.

Как публицист – коим стал довольно быстро – нередко попадал на редакционную « Красную доску », что положительно отражалось на гонорарах.

Постепенно пройдя все детские болезни роста, я начал писать рассказы, многие из которых были опубликованы все в той же « Вечерней Уфе ».

Правда, публикации эти были сильно урезанными, причем далеко не всегда по причине лимита строк.

Например, не только было вычеркнуты такие предложения из рассказа « Мельничный омут »:

«Маленькая грудь ее оказалась неожиданно тяжелой. Она была холодная, шершавая от мурашек, с туго набрякшим соском»,

– но и вообще из всех текстов убирались любые детали, касающиеся самых лучших мест женского тела.

(Хотя в том же « Омуте » я ничего не придумывал, а лишь описал собственные реальные впечатления от зрелища обнаженных женщин, купавшихся лунной ночью около реконструированной мельницы в Пушкинских Горах, на полдороги между турбазой и Михайловской усадьбой…)

* * *

В « Вечерней Уфе » мне выпал – пожалуй единственный за всю жизнь! – шанс утвердиться за счет своих окололитературных способностей.

Где-то в начале 90-х годов, когда началась полная чересполосица в СМИ, мне предлагали стать заместителем главного редактора этой газеты.

Прежний замглавного Шамиль Сафуанович Хазиахметов ушел в бизнес, открыв собственное издательство.

На освободившуюся должность не сразу нашли подходящего человека, и в какой-то момент вспомнили об мне.

Известном всему городу блестящем мастере быстрого пера к тому же имеющем без пяти минут второе высшее специализированное образование – в Литинституте мне оставалось учиться пару лет.

Намерение сделать меня вторым человеком в « Вечерней Уфе » было столь серьезным что кое-кто даже обратился к ректору Башкирского государственного университета с просьбой отпустить меня на газетную работу.

(Всерьез, будто отношение ко мне со стороны университетской администрации не было характерным к любому интеллигентному, культурному и образованному, но русскому человеку в Башкирии.

Примерно такое, что испытывал на себе герой анекдота неуловимый Джо, который был нафигникомуненужен.)

От работы в газете я гордо отказался.

И в принципе о том впоследствии не жалел.

Ведь должность заместителя главного редактора в ежедневной газете – не литературная, а собачья.

А дальнейший карьерный рост для меня – представителя некоренной национальности – был весьма сомнителен.

Тем более, что я все-таки был не администратором, а художником слова.

* * *

Понятное дело, что сотрудничество с газетой в качестве прозаика не могло быть продуктивным, и в конце концов я пришел в Союз писателей СССР.

4

Местное отделение СП всех русскоязычных авторов, без разграничения жанров, объединяло в « русскую секцию ».

Серьезных прозаиков в Уфе практически не было – как нет и по сей день… – в секции копошились поэты всех мастей.

Но среди них были и талантливые и хорошие люди.

Например, Роберт Васильевич Паль, который меня всячески поддерживал, выписывал вспомоществования как « молодому писателю » и так далее.

Вообще в русской секции я сразу стал своим, там меня приняли очень тепло.

* * *

Я ходил на все заседания, с первых дней на равных с полноправными членами участвовал в обсуждениях произведений.

Ездил от Союза в район на юбилей покойного писателя Эдуарда Солодовникова.

Участвовал в двух (если не ошибаюсь) съездах писателей Башкирии.

* * *

Никогда не забуду, как во время перерыва между заседаниями мы сидели в кафе общественного центра, где проходил съезд, с писателем Леонидом Лушниковым.

За соседним столом щебетали две молоденькие татарочки из района.

Черноволосые и черноглазые, в несуществующе коротких черных юбочках и черных колготках на продемонстрированных до черных трусиков ровненьких ногах, они были не просто хорошенькими и даже не очень хорошенькими.

Они вызывали желание съесть себя одну за другой – как черный шоколад! – и запить черным кофе без сахара, который дымился перед нами.

– Смотри, Леонид Алексеич, – сказал я, кося глазом, как кот, увидевший на полке сметану и прикидывающий, сможет ли туда допрыгнуть. – Какие у них ножки и все прочее наверняка тоже…

И замолчал, ожидая реакции своего старшего коллеги по цеху.

– Эх, Витя… – Лушников вздохнул с грустной улыбкой пожившего на свете мудреца. – Это же поэтессы! Они вместо того, чтобы трахаться, будут тебе всю ночь стихи читать!

* * *

У меня имелись рекомендации для вступления в СП.

Причем тот Союз писателей был не чета нынешним « союзам » и союзикам, российским и « интернациональным » – куда примут всякого, даже не владеющего грамотой, но готового платить членские взносы (с помощью которых благоденствуют хитрые организаторы, играя на тщеславии людей, жаждущих быть признанными « пИсателями » за несколько тысяч рублей в год). Члены СП имели эксклюзивное право на внедрение своих книг (приносящих гонорары в 7-8 тысяч рублей при средней зарплате 200 в месяц) в планы издательств, оплачиваемые « творческие командировки » для написания заказных произведений, выплаты из Литфонда СССР, писательские дачи и пр.

Одну рекомендацию мне дал упомянутый Роберт Паль, вторую – петербургский писатель Александр Скоков, третью мой семинарский руководитель из Литинститута Олег Смирнов.

(Хотя, если не ошибаюсь, достаточно было всего двух.)

Увы, вступить в СП СССР я не успел: обязательным условием была публикация двух собственных книг, а моя вторая книга « Конкурс красоты », намеченная на 1995 год, « слетела » из планов после того, как местный « Башкнигоиздат » стал Китапом со всеми вытекающими для русских авторов последствиями.

5

Вспомнив добрым словом русскую секцию Башкирского отделения СП СССР, не могу не сказать, что по-настоящему живая творческая жизнь кипела в другом месте.

В литературном объединении при местной молодежной газете « Ленинец », которым руководил другой хороший человек – поэт и прозаик, ныне покойный Рамиль Гарафович Хакимов.

Увы, в этой компании молодых (и не очень молодых) дарований я не ощущал себя своим.

* * *

Сам Хакимов был умным и талантливым, он видел творческую суть в любом пишущем человеке.

Именно ему принадлежит вступительное слово к рассказу « Место для года » (первому из всех опубликованных мною сочинений!). Он и настоял на публикации в « Вечорке » – убедил своего друга, главного редактора Явдата Бахтияровича Хусаинова отдать мне полполосы из ограниченного фонда, выделяемого ежемесячно на художественную литературу в злободневной газете текущего дня.