Елена Беленькая - Сто моих мужей. Часть первая

Именно не «дураками», а «дурачками». В этих казалось бы одинаковых словах таился абсолютно разный смысл. Дураками называли разных пьяниц, грубиянов, задир. А вот дурачёк – это странный, не понятный человек. В каждом, уважающем себя населённом пункте имелись такие экземпляры. В нашем посёлке таким чудом был Витя Вторушин, которого знали абсолютно все. Безобидный. Весёлый. Без возраста. Каким я его узнала в детстве, таким в точности, он был и в пору моей взрослой жизни. В несменном военном кителе, со множеством значков на нём. Менял только головные уборы. Все они были на военную тематику. Бескозырки. Пилотки. Офицерские или солдатские фуражки.

Ходил целыми днями по посёлку, радуясь чему- то своему. Никого не трогал, и его никто не обижал. Затесавшись в любую компанию, будь то молодую или взрослую он мог, одним словцом припечатать любого, кто не понравился ему в данную минуту. И уходил, оставляя присутствующих при этом, с открытыми ртами. Помню, как однажды, в нашей компании отвесил одной красотке, назовём её Юлей, льнувшей к заезжему молодцу: «Не обманывай его, врунья,– обратился он к ней, приблизившись вплотную, она отшатнулась от неожиданности, а он, заглянув ей в лицо и указав пальцем на парня, стоявшего в обнимку с ней. – Он хороший парень. Не для тебя». Развернулся и пошёл прочь от изумлённой группы молодёжи своей расхлябанной, разобранной на разные не нужные телодвижения, походкой. Кстати, не далёк был от истины. Как позже оказалось, та девушка дала согласие на брак парню, который через пару дней возвращался из долгого плавания. А брошенный парень, на которого указал Витя, долго страдал.

У тети Ани в посёлке такой чудилкой была Маруся, женщина без возраста, непонятно откуда появившаяся и также непонятно куда исчезнувшая. Всё время носила с собой огромную сумку, наполненную чем- то увесистым. Зимой и летом ходила в одной и той же, казалось, одежонке, с тёмным платком на голове, от времени и длительной носки имевшим совершенно неопределённый цвет. Светлые её глаза, видимо казавшиеся такими от того, что лицо было тёмным, как- будто смотрели сквозь тебя. Она задавала всем вопросы на своём непонятном детском языке. Все старались обходить её стороной. А тетушка моя в дом приглашала, чаем поила. Кормила. Мы водили носом, фыркали и фукали в её сторону, а она нам: «Не смейте так к ней относиться. Она – Божий человек». В доме тётушки неожиданно могло появиться любое мало-мальски знакомое лицо. Она каждого, как дорогого гостя приветит, уважит, накормит, и если надо и на ночлег оставит.

В моей жизни тётя Аня появилась не сразу. Мне лет десять было, когда я впервые увидела её. Позже, из рассказов родных выяснилось, что дорога в наш дом была закрыта ей по той причине, что мой папа в молодости ухаживал за тётей Аней. А потом предпочёл ей мою маму. Кто восстановил общение сестёр, мне не известно. Но я не представляю своей жизни без моей странной тети. Ещё бы не странной? Взять и взвалить на себя на целый месяц обузу из трёх подрастающих девчонок, когда у самой каждая копейка на счету. Никаких излишек у неё, никогда не было. Родители мои, кроме как денег на проезд, не могли ей ничего дать. Я рассказываю, как раз о том времени, когда узнала Андрея. В отличие от строгой мамы, издёрганной от постоянных пьянок отца и срывающей на нас свою злобу, запрещающей нам многое из того, что позволялось сверстникам, тётушка разрешала нам делать буквально всё. Мы могли пользоваться косметикой. «Краситься», как говорят у нас. Мы с неистовой удалью красили ресницы, губы, ногти. Тетушка спокойно относилась к нашим мини. Мы в один вечер, как могли, укоротили платья до неприличной длины. Наш отец увидев нас в этом, сразу бы отрезал:«Сними немедленно. Вся ж…на голе». А с каким удовольствие мы распускали волосы, а не плели их в надоевшие косы. Но самой запретной и от того, самой желанной – была возможность проколоть уши. Как только мы поведали тётушке о своём желании, так буквально в тот же вечер к нам пришла знакомая тёти Ани с намерением это сделать. Валентина, так звали тётушкину приятельницу, работала медсестрой в поликлинике. Я страшно боялась уколов, но увидев Валентину, красивую, яркую, как кинозвезду, безропотно доверилась ей. Она долго растирала уши мягкими пальцами, затем обработала тройным одеколоном и, наконец, вонзилась иглой в мочку. Жгло и щипало страшно. Я старалась держать себя в руках, чтобы не расплакаться. Сёстры Вера и Наташа смотрели на меня во все глаза. И я попыталась даже изобразить на лице некое подобие улыбки. На процесс прокалывания ушей сёстрам, я уже смотреть не смогла. Мне стало дурно, и я вышла на улицу отдышаться. Недели две мы ходили с ниточками в ушах и страшно этим гордились. Когда пришла пора вынимать из ушей нитки, тётя Аня повела нас в универмаг за покупкой серёжек. Подвела к витрине с бижутерией и произнесла волшебное: «Выбирайте». Выбрать оказалось очень непросто. Столько красивых украшений сверкало разноцветными вставками из стекла и искусственных камней! В ту пору мы представления не имели ни о драгоценностях, ни о золоте и серебре. Украшения из простого металла казались несметным сокровищем. Тётя Аня терпеливо ждала, когда мы сделаем свой выбор.

К вечеру снова пришла Валентина, вынула из ушей нитки и аккуратно вставила на их место выбранные нами серьги. Радоваться нам пришлось недолго. С серьгами нам с сестрой удалось походить, только пока мы были в гостях. По возвращению домой, мама заставила нас снять украшения и проколы заросли.

Средств на косметику у нас, конечно, не было. Помада алого цвета на дне колпачка досталась нам от другой тёти, которая жила у нас. Тетя Люда была самой младшей из братьев и сестёр моей мамы. В восемнадцать лет она приехала из деревни в наш посёлок и стала жить с моими родителями. Они устроили её на завод, где она до пенсии работала крановщицей. В семье моих родителей из застенчивой девчонки она превратилась в миловидую девушку. У неё-то мы и позаимствовали одну из помад. Косметика хранилась у неё под замком в серванте, вместе с фотографиями киноактёров, письмами и фотоальбомом. Тайком от мамы и тёти мы красили ею губы, пока она почти не закончилась. Прихватили эту помаду и в поездку к тёте Ане. Роль теней для век выполняли мелки, обычные мелки, зелёного и голубого цвета. Что бы лучше и ярче они смотрелись на глазах, мы смешивали их с кремом для лица. Можете себе вообразить, как три девчонки двенадцати-четырнадцати лет, в коротких до предела платьях, с распущенными волосами и невообразимым раскрасом на лицах вышли в «свет»? «Свет» -это поход в магазин или выход в кино.

Три красотки произвели фурор на всю округу, и вскоре во дворе дома тёти Ани было такое количество пацанов, что страшно было выходить на улицу. Мальчишки пытались разными способами завести знакомство со столь необычными особами. Представьте себе картину: небольшой тесный двор деревянного дома на несколько семей, огороженный штакетником. Напротив дома- сараи. Прямо под окнами одной из квартир, на небольшом пятачке парнишка лет двенадцати виртуозно подбрасывает мяч ногой. Чуть в стороне, мальчишки, трое на трое играют в футбол, бегают босыми, обувь используется в качестве ворот. Чуть поодаль, на тенистой завалинке, какой- то подросток, в белой тканевой фуражке, исполняет песню под гитару гнусявым, ломающимся голосом: «Девчонка ну как ромашка, как тоненький стебелёк, Наташка, моя Наташка, ну кто же тебя привлёк…» Симпатичный, веснушчатый с кучерявым чубчиком Санёк, взбирается на верхушку тополя, росшего под окном. Кто-то в толпе отчаянно матерится, сплёвывая сквозь зубы, полагая, видимо, что это самый взрослый и мужской поступок, достойный нашего внимания.

Читать дальше