Елена Беленькая - Сто моих мужей. Часть первая

Вернусь ко времени, когда мои родители решили уехать из деревни в посёлок. Оловянная, куда перебрались Геннадий с Альбиной была административным центром Оловяннинского

района. Проживало в посёлке около шести тысяч человек. Населённый пункт находился в котловине между сопок в излучине реки Онон. Мой родной посёлок живёт по сей день, но мало что сегодня напоминает о том, что было там раньше. Когда мои родители переехали туда, Онон был полноводной рекой, по которой ходили баржи и паромы. Название «Оловянная» связано с месторождением олова, обнаруженного здесь в конце девятнадцатого века. К моменту приезда моих родителей о том, что в этом районе, было добыто первое русское олово, напоминало только название. Зато для рыбалки было раздолье. В реке Онон водились щуки, таймень, карась, сом, сазан. Извилистый, быстрый, местами порожистый Онон всегда наводил на меня страх. И я, прожив до восемнадцати лет у реки, так и не научилась плавать. Через Оловянную проходила Забайкальская железная дорога. На территории посёлка ещё в пору моего отрочества было много предприятий: завод подъемно-транспортного оборудования, известковый завод, предприятия пищевой промышленности. Мои же родители были свидетелями времени, когда посёлок был растущим и развивающимся. 90-е годы прошлого столетия сильно отразились на жизни Оловянной: многие предприятия были закрыты.

По приезду в районный центр, молодожёны сняли угол у одинокой женщины. Геннадий устроился на завод Подъёмно- транспортного оборудования, слесарем. Руки его, надо признаться не особо были приспособлены к чему либо, кроме охоты и рыбалки. Роль пролетария его всегда тяготила. В нём всегда жил и рвался на свободу вольный казак. Но для любимой Аллочки, он готов был работать день и ночь, не покладая рук. К всеобщему удивлению, Гена первые годы был отличным семьянином. Он помогал маме во всех домашних делах: и погладит, и постирает и еду приготовит вкусную и сытную, и с детьми управится, лучше любой женщины.

Мой папа называл маму с юности Аллочка. И с 14 лет на руке его осталась на всю жизни наколка «Алла+ Гена» в виде кривого круга. Видимо рука «мастера» дрогнула в какой- то момент. С годами наколка расплылась и местами потерялась в складках жилистых морщинистых рук. Но слово «Алла…» с годами стало, хоть и не чётким в очертании, но очень ярким. Руки отца, какими грубыми их не пыталась сделать жизнь, были очень правильными, выразительными и красивыми. Сигарету он всегда держал двумя пальцами указательным и большим, и мизинцем стряхивал пепел.

Ложку каким- то особенным образом держал почти за самый край и быстро, но аккуратно подносил ко рту. Ловко орудовал ножом и вилкой, которую держал сверху. Как только приходилось иметь дело с ручкой для письма, руки становились неуклюжими, непослушными. И ручка или карандаш казались инородными предметами в этих красивых грубых руках. Но подшивая валенки на зиму, тонкая дратва и крючок делали движение тех же рук ювелирными, точными, аккуратными.

Подготовка к охотничьему сезону, превращалась в священнодействие, в котором с ясной отчётливостью вновь вспоминаются папины руки. Вот из распластанного на табурете старого валенка, ловким ударом по металлической штуковине, руки отца набивают плотно друг к другу кружочки. Потом одним хлопком о поверхность табурета, пыжи выпадают из отверстий, и в правой руке остаётся ажурное дырчатое полотно, которое часто использовался, как половичок перед входной дверью. Той же металлической штуковиной, папа вырубал пыжи из картона. Затем из коробок вынимались патроны разных цветов, выстраивались на столе в ровный ряд, как солдатики. Вдруг откуда- то бралось изящество в руках! Двумя пальцами придерживая маленькую мерную ёмкость, напоминающую кукольную кружечку для чаепития, папа наполнял её дробью. Дробь была мелкой и крупной, хранилась в холщёвых мешочках с оттисками номеров. Порох набирался из специальной жестяной баночки. После установки капсюлей в дне гильзы специальным приборчиком, руки отца выверенным движениями отмеривали мерной ёмкостью порох, всыпали его в гильзу. За тем вставлялись пыжи и уплотнялись пестиком. После этого, той же мерной кружечкой, отмерялась дробь и отправлялась точным движением в гильзу. Содержимоё гильзы покрывалось сверху картонным пыжом. А с помощью конуса, подкручивались кромки, чтобы содержимое полученного патрона, осталось в гильзе. Мне с детства было известно, что цвет патрона определял номер картечи (дроби), которая в него заложена. Когда, наконец, патроны были готовы, руки Геннадия Пантелеймоновича, расправляли и поглаживали свёрнутый кожаный патронташ- сумку для хранения патронов, с отдельными ячейками для каждого патрона, которую носят на поясе или на груди, чтобы удобно было быстро извлечь снаряды.

С большой тщательностью и удовольствием, в задуманном порядке цветные «солдатики» занимали свои места в ячейках. Потом папа одевал на себя довольно увесистое снаряжение и долго осматривал, перекладывал и поправлял патроны и закрывал клапан сумки на застёжку. Застёжка была в виде металлического кружочка на короткой ножке, на который натягивался клапан с отверстием. Закончив снаряжение, патронташ занимал своё место на крючке за дверью. Вдруг уставшие от «ювелирной работы» папины руки укладывали спешно всё оставшееся в чемодан, огромный, обитый рыжим дермантином, углы которого защищались от истирания металлическими уголками. Охотничьи припасы всегда были заперты на замок. После щелчка замка на чемодане, запах пороха, войлока и металла ещё долго витал по квартире. Я называла его «охотничий запах». Папины охотничьи хлопоты всегда сулили спокойные, безмятежные выходные. Папа – в тайге, мы с мамой – дома. Оттого я очень любила этот запах. Лес от посёлка был достаточно далеко. На расстоянии двадцати километров. Лес был смешанный, переходящий в тайгу. В лесу, по воспоминаниям дедушек- бабушек, водились медведи, изюбри, дикие кабаны. Почти всегда с охоты отец возвращался с добычей, которую очень вкусно умел готовить. Хотя расходов, по причитаниям мамы, было не соизмеримо больше. Но лишить такого удовольствия мужа, мама ни разу не решилась. Даже в самые трудные, в материальном плане, периоды.

Альбина по приезду в Оловянную устроилась в РайПО продавцом. Она с удовольствие вспоминала, как продавала мороженное в ларьке железнодорожного парка. Запах мороженного, веселье, музыка. Не работа- сказка! Как добросовестную работницу, Альбину вскоре перевели на должность продавца в продуктовый магазин. Через два года на свет появилась первая дочь, Лена. То есть – я. В возрасте одного года маме и папе пришлось искать нянек для своего первенца, потому что Альбине нужно было выходить на работу. В роли моих нянек были все мои дяди, которые приезжали из деревни и жили с моими родителями. Все они обучались в местном училище на водителей, трактористов, механизаторов. Со стороны мамы и папы братьев было предостаточно. Сестричек, подходящих по возрасту для нянь, не оказалось. Так что, с года от роду, я пошла по мужским рукам. Няньками мои дядьки оказались некудышными. Однажды, по причине их недосмотра, ребёнок вывалился из кроватки и сильно повредил себе нос и губы. Операция. Больницы. Бессонные ночи. Пришлось пересматривать бюджет и нанимать няню.