Майкл Питер Бэлзари - Моя безумная история: автобиография бас-гитариста RHCP (Acid for the children)

Она просто никогда не понимала детей и не имела с ними никаких отношений.

Еще подростком она бросила школу и устроилась в офис на полный день, а потом вышла замуж и стала молодой матерью и домохозяйкой. Теперь же оказалась в Нью-Йорке в эпоху бурных шестидесятых, и, несмотря на все усилия моего отца сделать из нее идеальную жену, она была любознательной, полной энергии, и у нее было много свободного времени. Она брала уроки музыки, с тоской засматривалась на богемный образ жизни и могла в одиночку отправиться на Ньюпортский джазовый фестиваль [19] Ньюпортский джазовый фестиваль – крупнейший в США фестиваль джазовой музыки. , чтобы увидеть Майлса Дейвиса [20] Майлс Дейвис – американский джазовый трубач, оказавший значительное влияние на развитие музыки XX века. . Она не собиралась становиться счастливой домохозяйкой, она хотела веселиться.

Папа так и не разбогател, и я слышал, что некоторые винили мою мать в том, что она не помогла ему подняться по карьерной лестнице. Вместо того чтобы поддерживать своего мужчину, она вела себя как хиппи, носила дашики [21] Дашики – мужская цветастая рубашка в африканском стиле с круглым вырезом и короткими рукавами. и была завсегдатаем на коктейльных вечеринках.

Я добился совершенства в ничегонеделании. Просыпаясь на рассвете, я клал свои маленькие ладошки и белокурую голову на теплый радиатор, тер лоб, чтобы он стал горячим. И кричал своим тоненьким хрипловатым голоском: «Мама, что-то мне нехорошо, я заболел!» Успех! Целый день я мог свободно беседовать со своими воображаемыми друзьями и читать книги о Волшебнике страны Оз, в которых я узнал о слове «Пирксил», которое, если его правильно произнести, наделяет человека безграничной магической силой. С тех пор я стараюсь произносить его правильно.

Моя сестра отделывалась от назойливого младшего брата и сбегала со своими ровесниками, так что каждое утро я проходил пять кварталов до средней школы Мидленда в одиночестве. Я прятал покрасневшие и задеревеневшие от холода руки в карманы и, каждый раз выдыхая пар, становился похож на паровозик Чу-Чу, но мне нравилось чувствовать, как лед и снег хрустят под моими ногами. Я придумывал для себя игры – то маршировал как оловянный солдатик, то шел, только касаясь трещин на тротуаре, а когда лед был гладким, то скользил и кружился, пока не шлепался лицом. Я составлял слова вместе, а потом быстро произносил их, чтобы получить одно новое слово: «шлемсвинковш» и «нетклейтолк». Однажды я бросил свой ботинок в ледяной ручей, просто чтобы понаблюдать, как он уплывает. Я вернулся домой в одном ботинке и без какого-либо оправдания для своего разъяренного отца и получил неминуемую порку. «Да ты знаешь, сколько я заплатил за эти ботинки?! Деньги не растут на деревьях!» Я знал, что облажался, но, черт возьми, я так любил эти прогулки в одиночестве и возможность позволить своему разуму блуждать в собственном космическом темпе.

Если я когда-то и собирался обратиться к религии, то это было не что иное, как Рождество. Я мог физически ощутить то теплое волшебство, которое охватывало меня в этот праздник. За несколько дней до его наступления я начинал чувствовать невероятное возбуждение. Каждый день после школы мы с Кэрин смотрели рождественские выпуски программ, зачарованные мараскиново-вишневым носом Рудольфа и Снежным человеком, таящимся среди загадочных арктических айсбергов.

Моя искренняя любовь к Санте была чистой, и каждый раз я сидел с широко раскрытыми глазами у окна спальни, стараясь не уснуть как можно дольше, чтобы увидеть его прибытие. Однажды моя сестра обманула меня: она подделала оленьи следы на нашем заснеженном крыльце, а затем разбудила меня, заснувшего на подоконнике, и сказала, что видела, как он приземлялся.

Но даже после того, как я повзрослел, стал мыслить логически и начал пробираться в комнату родителей, чтобы найти спрятанные подарки, и даже теперь, когда я хожу по магазинам за рождественскими подарками со своей пластиковой картой, магия Санты все еще действует на меня. Я все еще восхищаюсь подарками под елкой, и, когда мы собираемся все вместе, нежное сияние рождественских огней затмевает весь остальной мир. Я все еще верю в Санту.

Примерно в то время, когда мне исполнилось семь, отношения между моими родителями стали накаляться еще сильнее. Это было ужасно, и я чувствовал, как вокруг нас затягивается сеть мрачного напряжения. Оно усугублялось искусственными улыбками и тем, как лицемерно родители пытались сохранить видимость хороших отношений на вечеринках перед своими друзьями. Я чувствовал всю их чертову фальшь. По ночам я неподвижно лежал, а их крики и вопли распугивали моих воображаемых друзей.

Папа был в командировке, когда мама познакомила нас с Кэрин с человеком по имени Уолтер – ее учителем игры на гитаре в местной музыкальной школе. Это был коренастый мужик в пестрой рубашке на пуговицах в стиле шестидесятых годов и брюках клеш. У него были сальные и нечесаные угольно-черные волосы, уложенные в какую-то странную прическу. Его волосы были гораздо длиннее, чем у моего отца и любого уважающего себя мужчины, а еще козлиная бородка и стеклянные черные глаза на круглой голове. С легкой улыбкой он назвал меня «братан» и пару раз сказал «балдеж».

Вскоре после этого мои родители сообщили нам с Кэрин, что мы покидаем Рай – отец один возвращается в Австралию, а мы втроем будем жить с Уолтером в другой части Нью-Йорка.

Воу.

В следующие несколько дней наш дом наполнили яростные крики и вопли и тяжелое мрачное чувство. Но были также и тихие, полные любви моменты с моим отцом, который хотел провести время со мной и Кэрин, и мы сидели вместе в гостиной. Он сказал мне, что я всегда должен опрятно одеваться, много работать, быть вежливым и что я могу получить его коллекцию марок. А моей сестре он сказал, что она может оставить себе одну из его акций, которая однажды может стоить целое состояние.

Мы втроем в последний раз стояли на крыльце нашего семейного дома. Отец наблюдал за нами, стоя в дверях. Он посмотрел на мою мать и сказал низким сердитым голосом: «А теперь убирайся к черту из моего дома». Это до смерти меня напугало.

Он вернулся в Австралию.

Я могу только представить себе глубину его боли, когда он возвращался на любимую родную землю без своих детей. Он любил нас так сильно, как только мог. Черт.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.