Борис Шагаев - О театре и не только

Помню, как молодые ещё Сангинов Костя, Бадмаев Борис, Яшкулов Сергей, Алексеев Тимофей участвовали в сценических драках. Саша Сасыков показывал, поправлял этих неумех. Драться-то никто не умел. Жалко, что впоследствии Боря Бадмаев, Костя Сангинов, Тима Алексеев, Майя Ильянова, Егор Буджалов ушли из театра. Костя Сангинов ко всему ещё был талантливый музыкант.

На посиделках дома у Улан Барбаевны я узнал много интересного про актёров, и не только. Очень хорошо она отзывалась о Д.Н. Кугультинове. Она была знакома с ним с 1935 года. В Красноярском крае она общалась и с молодым А.Г. Балакаевым. Устраивала в Сибири самодеятельные концерты на дому и в общественных местах. Когда передали по радио из Москвы песни в исполнении Улан Барбаевны, калмыки, которые жили в округе и районе, прибежали к ней домой – и все радовались, плакали. Все воспряли духом. Замаячила перспектива будущего. Целый месяц гости наведывались к ней домой. «И голод, холод стали нипочем», – громко и весело сказала Улан Барбаевна уже дома, в Элисте, когда с того момента прошло 15 лет. Она много рассказывала про своё детство. Как была рыбачкой, где-то училась. И всегда пела. Когда стали набирать в Астраханскую студию, Улан Барбаевна, не задумываясь, всё бросила и ринулась в большое искусство. Вокруг Улан Барбаевны всегда были люди: в театре, дома, на лавочке возле дома. Вокруг неё постоянно были собеседники. Когда говорили про Улан Барбаевну, да и после её ухода ТУДА, все теплели и становились добрее. Она всегда меня приглашала домой, и мы вели нехитрые беседы. Продолжалось это до двух-трёх ночи. Она не отпускала меня, а я комплексовал, что не даю покоя возрастной уже актрисе.

Она рассказывала про всех писателей, выдающихся людей Калмыкии и никогда о плохом не заикалась. В ней было много позитивного. Но если кого-то не любила, то не любила. Говорила коротко: «Не хочу про него говорить!» А про писателя Баатра Басангова она говорила тепло и заинтересованно. Она говорила мне:

– Ставь пьесы Баатра. Он, знаешь, какой был настырный в деле. Если он загорелся чем-то, то всем говорил об этом и добивался всего. Тут во дворе шестого жилдома чего только не говорят о нём. Всякую напраслину городят! – и вдруг крепко выругалась.

Я обалдел, но сделал вид, что всё нормально. Могла и крепкое словцо вставить. Я приходил всегда с пустыми руками – дурак был. Хоть бы по калмыцкому обычаю «кампать, балта» принёс. А было уже за 30 лет. Однажды пришёл Арслан, сын Улан Барбаевны, говорит: «Сбегать?» Улан Барбаевна цыкнула на него и, захромав, пошла в другую комнату, вернулась с вином. Я начал что-то оправдываться, а Улан Барбаевна приказала открывать бутылку и разливать. Я даже, по-моему, вынул какие-то деньги, но Улан Барбаевна сказала: «Выпьем за мой день рождения». А Арслан ей говорит: «У тебя же месяц назад день рождения был». А она, весёлая уже, отвечает: «Я на родине могу отмечать каждый день. Это не в Сибири». Она часто вспоминала Сибирь и свою малую родину. При разговоре я не чувствовал разницы в возрасте. Улан Барбаевна умела вести душевные разговоры. Она была мудрая во всем.

Нас душило, кромсало и мяло,

Нас кидало в успех и в кювет,

И теперь нас осталось так мало,

Что, возможно, совсем уже нет.

Игорь Губерман

Под сенью славы Кугультинова

Давид – библейское имя. И Давид Никитич сам выглядел библейской азиатской глыбой. Хотя был среднего роста, но его грузное тело, крупная голова с копной волос, огромный лоб придавали его фигуре величественное, библейское выражение. Его внешность требовала уважения. Сама природа создала скульптурную внешность. В его поступи, движении не было мелочности, мельтешения. Все было эпохально, государственно, величаво. В нем проглядывала крупность и значимость. Во всех моментах проявления негодования, радости, расслабления не было обывательского, мелочного. А в моменты расслабления был веселым, с заразительным смехом. На трибуне он витийствовал. Речь его была складной, логичной, образной. Фантазия лилась рекой, но он умел ограничивать себя в рамках темы. После него выступать это, значит, обречь себя на провал. Оратор он был отменный.

За это некоторые соплеменники его почему-то не любили. Странный феномен наблюдается у наших сородичей. Эта внутренняя аномалия некоторых почему-то давала повод для необоснованных критиков, не зная его творчества.

Вот и я о творчестве мэтра, пока ни слова. Я о встречах, беседах и размышлениях нашего демиурга («творящего для народа» с греческого). Хотя, а не замахнуться ли на самого Кугультинова? Но его творчество не дает лазейки для какого-то «разглагольствования». В его стихах, в его творчестве все ясно и прозрачно. Одна газета давно просила написать очерк. Только о творчестве. Я тогда был скромным обывателем, а сейчас, пенсионер, оборзевший от свободы, от прозрачности, от мерзопакостных инсинуаций соплеменников. Поэтому попытаюсь набросать несколько зарисовок только о встречах с большим поэтом, у которого под сенью славы и я успел немножко погреться. Тогда я любил общаться с умными людьми, чтобы не обрасти мхом невежества.

О Давиде Никитиче писать сложно. Не потому, что он был сложный как человек. Наоборот. У него всегда была ясность, логичность во всем. В словах, поступках, дружбе. Почему он сказал по какому-то событию так, а не эдак. Почему он вдруг, уже в зрелом возрасте, пошел в депутаты Верховного совета? Почему у него были скрытые конфликты с первыми лицами власти республики? Он это не выпячивал и не шел на конфронтацию открыто, как это делают наши подъездные «правдорубы».

Давид Никитич был другого масштаба и был интеллигент. А несогласия с нашей властью были. Когда власть и народ жили параллельно, когда власть и народ были не «родственниками».

В депутаты он пошел по совету Чингиса Айтматова. Айтматов утверждал другу, что только там наверху можешь пробить по поводу калмыцкого народа. Ты должен с трибуны выступить по поводу полной реабилитации калмыцкого народа. Покаяния власти перед калмыцким народом не будет, пока от народа нет просьбы, ходатайства и т.д.

В те смутные 90-е годы, во времена перезагрузки новых идей многие интеллигенты ринулись в депутатство, чтобы утвердить новый взгляд, новый подход к преобразованиям в стране. Было такое поветрие среди некоторых членов общества. Тогда, кроме Кугультинова, из интеллигенции пришли актер О.Басилашвили, режиссер Марк Захаров, академик Сахаров, П.Капица, Н.Шмелев, А.Собчак, Гавриил Попов и т.д.

Правда, после депутатства, актер О.Басилашвили сказал: «Я, оказывается, не на тех работал». Режиссер Марк Захаров пишет в своей книге «Супер-профессия»: «В 1989г. я, неожиданно для нашего народа и для самого себя стал народным депутатом СССР. Это был «Горбачевский призыв». Через несколько лет стало ясно, что информационные контакты новой власти с народом оказались проблемой серьезной, болезненно-острой».