Юрий Емельянов - Иосиф Сталин. Часть 3. Верховный главнокомандующий

Комментируя эти события, А.М. Василевский писал, что в те дни "быстро принимались столь важные решения. Одни фронты расформировывались, другие создавались. Одни армии переставали существовать, другие возникали. Должен сказать, что одной из особенностей войны является то, что она требует скорых решений. Но в непрестанно меняющемся ходе боевых действий, разумеется, принимались не только правильные, но и не совсем удачные решения. У войны свой стиль и свой ритм руководства войсками. Так вот и в данном случае организационные решения преследовали цель усилить Брянский фронт. Сталин все еще надеялся, что Еременко выполнит свое обещание… В ночь на 30 августа в адрес Еременко была направлена директива, которая обязывала войска Брянского фронта перейти в наступление, уничтожить группу Гудериана… Но попытки фронта выполнить эту директиву оказались безуспешными". Типпельскирх писал: "25 августа 2-я армия и 2-я танковая группа начали наступление в южном направлении. Танковая группа должна была овладеть Конотопом, расположенным далеко в тылу противника"

2 сентября Сталин продиктовал Генштабу указания для немедленной передачи Еременко: "Ставка все же недовольна вашей работой. Несмотря на работу авиации и наземных частей, Почеп и Стародуб остаются в руках противника. Это значит, что вы противника чуть пощипали, но с места сдвинуть не сумели. Ставка требует, чтобы наземные войска действовали во взаимодействии с авиацией, вышибли противника из района Стародуб, Почеп и разгромили его по-настоящему… Гудериан и вся его группа должна быть разбита вдребезги. Пока это не сделано, все ваши заверения об успехах не имеют никакой цены. Ждем ваших сообщений о разгроме группы Гудериана". Однако, по словам Василевского, "к сожалению, действия войск Брянского фронта оказались малоэффективными… Остановить врага они не смогли… 7 сентября они вышли к Конотопу… Ясно обозначилась угроза окружения основной группировки 5-й армии", оборонявшей Киев.

По словам Василевского, 7 сентября он и Шапошников "пошли к Верховному Главнокомандующему с твердым намерением убедить его в необходимости немедленно отвести все войска Юго-Западного фронта за Днепр и далее на восток и оставить Киев. Мы считали, что подобное решение в тот момент уже довольно запоздало и дальнейший отказ от него грозил неминуемой катастрофой для войск Юго-Западного фронта в целом. Разговор был трудный и серьезный. Сталин упрекал нас с том, что мы, как и Буденный, пошли по линии наименьшего сопротивления: вместо того, чтобы бить врага, стремимся уйти от него".

На следующий день, 8 сентября Сталин в своей кремлевской квартире принял Жукова за ужином, в котором участвовали также Молотов, Маленков, Щербаков и другие. Сталин похвалил Жукова за успешно проведенную операцию под Ельней, в ходе которой советские войска впервые в ходе войны сумели обратить немецкие войска в отступление и захватить немало пленных. В ходе разговора Жуков вновь заявил: "Я вновь рекомендую немедленно отвести всю киевскую группировку на восточный берег Днепра…" "А как же Киев? – спросил Сталин. "Как ни тяжело, а Киев придется оставить. Иного выхода у нас нет". И.В. Сталин снял трубку и позвонил Б.М.Шапошникову: "Что будем делать с киевской группировкой? – спросил он. – Жуков настойчиво рекомендует немедленно отвести ее". Я не слышал, что ответил Борис Михайлович, но в заключение И.В.Сталин сказал: "Завтра здесь будет Тимошенко. Подумайте с ним вопросы, а вечером переговорим".

Очевидно, что упорство, с каким Жуков отстаивал предложение оставить Киев, произвело впечатление на Сталина. Василевский писал, что 9 сентября Сталин разрешил осуществить частичный отход за Днепр. Однако он все же требовал удержать киевский плацдарм. По словам Василевского, таким образом "было принято половинчатое решение. При одном упоминании о жесткой необходимости оставить Киев Сталин выходил из себя и на мгновение терял самообладание. Нам же, видимо, не хватало необходимой твердости, чтобы выдержать эти вспышки неудержимого гнева, и должного понимания всей степени нашей ответственности за неминуемую катастрофу на Юго-Западном направлении".

11 сентября в разговоре по телетайпу Сталин с Кирпоносом и другими руководителями Юго-Западного фронта вновь выражал несогласие с идеей оставить Киев, хотя уже и не столь резко: "Ваше предложение об отводе войск на рубеж известной вам реки мне кажется опасным". Ссылаясь на мнение Шапошникова как руководителя Генштаба, Сталин требовал: "Киева не оставлять и мостов не взрывать без особого разрешения Ставки". Буденный, настаивавший на отходе, был отстранен от обязанностей главкома Юго-Западного направления, а на его место назначен Тимошенко, освобожденный от руководства Западного фронта. Место Тимошенко занял генерал-лейтенант И.С.Конев.

Узнав о переговорах Сталина с Кирпоносом, генерал Тупиков заметил: "Может быть, Москва все знает, но какие-то важные причины побуждают ее требовать от нашего фронта невозможного". Объясняя причины упорного нежелания Сталина уйти из Киева, Баграмян писал: "Да, такие очень важные причины были. Мы тогда лишь догадывались о них, но не представляли их во всем объеме… К этому времени гитлеровцы блокировали Ленинград. Их войска приближались к Москве. А в распоряжении нашего высшего командования уже не оставалось сколь-нибудь крупных, готовых к боевым действиям оперативных резервов. Значительную часть войск мы должны были держать на Кавказе – слишком подозрительно вела себя Турция, – на Дальнем Востоке, где японские милитаристы ждали только сигнала, чтобы выступить. Упорная оборона Юго-Западного фронта на рубеже Днепра в этой обстановке несколько облегчала обстановку на остальных стратегических направлениях советско-германского фронта, особенно на московском, приковывая к себе огромные силы немецко-фашистских войск, в том числе и две немецкие танковые группы. Весьма важно было приковать их к Юго-Западному направлению по возможности на больший срок".

Баграмян обращал на значение обороны Киева и для отношений СССР с их новыми союзниками. Он указывал: "В США разгорелся спор: стоит ли помогать Советской России оружием. Определенные круги утверждали, что посылать вооружение и технику не имеет смысла: Россия к зиме рухнет, и война закончится победой фашистской Германии. Желая убедиться, что вооружение, поставляемое нам, не попадет в руки фашистов, Рузвельт в августе 1941 года послал на разведку своего ближайшего помощника Г. Гопкинса". Как говорилось выше, Сталин заверил Гопкинса, что "к концу 1941 года фронт пройдет западнее Ленинграда, Москвы и Киева". Баграмян замечал: "С этим и уехал Гопкинс… Но не прошло и двух недель после отъезда Гопкинса – он, возможно, еще не добрался до Вашингтона, – а командование Юго-Западного фронта обратилось в Ставку с просьбой разрешить отвести войска с линии Днепра. Нетрудно представить, какой резонанс в Америке, да и во всем мире, вызвала бы весть о падении Киева и насколько ослабило бы это событие позиции Рузвельта в его споре с теми, кто выступал против оказания политической и моральной помощи Советскому Союзу. Государственный Комитет Обороны хорошо понимал, что от успешных действий Красной Армии в этот период войны во многом зависело возникновение в будущем антигитлеровской коалиции государств Европы с участием США. Вот почему Ставка требовала удержать Киев любой ценой. К тому же она считала, что сил у нас еще достаточно, что с такими силами и окружение не столь уж страшно: можно будет разорвать вражеское кольцо".