Юрий Емельянов - Иосиф Сталин. Часть 3. Верховный главнокомандующий

А теплый отеческий тон подбадривал, укреплял уверенность. Не говорю уже, что к утру прибыла в армию и обещанная помощь – полк "катюш", два противотанковых полка, четыре роты с противотанковыми ружьями и три батальона танков. Да еще Сталин прислал свыше 2 тысяч москвичей на пополнение".

В конце ноября Сталин вновь звонил Рокоссовскому. "Он спросил, известно ли мне, что в районе Красной Поляны появились части противника, и какие принимаются меры, чтобы их не допустить в этот пункт. Сталин особенно подчеркнул, что из Красной Поляны фашисты могут начать обстрел столицы крупнокалиберной артиллерией". Рокоссовский сообщил Сталину о принимаемых им мерах, а Сталин, в свою очередь, сказал генералу, что "Ставка распорядилась об усилении этого участка и войсками Московской зоны обороны". Утром следующего дня армия Рокоссовского нанесла контрудар по противнику, выбили немцев из Красной Поляны и отбросили их на 4-6 километров к северу. В Красной Поляне были захвачены крупнокалиберные орудия, предназначенные для обстрела Москвы.

Продвижение немцев к столице лишь усиливало ожесточенное сопротивление советских бойцов. Их чувства были выражены в "Песне защитников Москвы" на музыку Б.А. Мокроусова и слова А.А. Суркова:

"В атаку стальными рядами

Мы поступью твердой идем,

Родная столица за нами,

Рубеж нам назначен вождем.

Мы не дрогнем в бою

За столицу свою!

Нам родная Москва дорога.

Нерушимой стеной,

Обороной стальной

Разгромим, уничтожим врага!"

Постоянно звучала тема исторической преемственности воинского подвига. На распространенном тогда плакате Кукрыниксы был изображен ряд советских воинов, за спинами которых виднелись изображения Чапаева, Суворова, Александра Невского. Подпись к плакату С.Маршака гласила:

"Бьемся мы здорово!

Рубим отчаянно!

Внуки Суворова,

Дети Чапаева".

В эти дни в печати публиковались сообщения об актах самопожертвования, совершенных нашими бойцами в ходе боевых действий с начала войны. 20 ноября "Правда" опубликовала репортаж о гибели младшего политрука Александра Панкратова. 24 августа в боях под Новгородом он закрыл своим телом огонь пулемета. На другой день "Комсомольская правда" сообщила о подвиге рядового Николая Сосновского, который 24 сентября в боях на Валдае закрыл своим телом пулеметную амбразуру дзота.

Наряду с бойцами Красной Армии город Венев защищали местные жители, из которых был сформирован батальон истребителей танков. В тылу наступавших немецких войск активно действовали партизаны. Среди них было немало московских комсомольцев. Ярким примером мужества стала гибель 29 ноября в селе Петрищево юной партизанки Зои Космодемьянской. Девушку подвергли тяжелым пыткам, но, когда ее вели на казнь, она смело выкрикивала: "Всех не перевешаешь! Сталин с нами! Сталин придет!"

Столкнувшись с упорным сопротивлением советских войск и народного ополчения, немецкое наступление выдыхалось. Сравнительно небольшое продвижение немецких войск к Москве во второй половине ноября было достигнуто ценой больших потерь в живой силе и технике. В то же время им нигде не удалось прорвать оборону Красной Армии. 29 ноября Сталин на его вопрос, заданный Жукову ("А вы уверены, что противник подошел к кризисному состоянию и не имеет возможности ввести в дело какую-либо новую крупную группировку?"), получил категоричный ответ: "Противник истощен". В этот день 29 ноября в ходе переговоров фельдмаршал Бок и Гальдер пришли к выводу, что "если происходящее сейчас наступление на Москву с севера не будет иметь успеха, то Москва станет новым Верденом, то есть сражение превратится в ожесточенную фронтальную бойню".

И все же в начале декабря Гитлер приказал активизировать наступательные операции. 1 декабря немецким войскам удалось прорвать оборону наших войск у Наро-Фоминска. 2 декабря Гальдер писал: "Сопротивление противника достигло своей кульминационной точки. В его распоряжении нет больше никаких новых сил". В начале декабря информационное бюро в Берлине сообщило: "Германское командование будет рассматривать Москву, как свою основную цель даже в том случае, если Сталин попытается перенести центр тяжести военных операций в другое место. Германские круги заявляют, что германское наступление на столицу большевиков продвинулось так далеко, что уже можно рассмотреть внутреннюю часть города Москвы через хороший бинокль".

Однако новое наступление немцев опять захлебнулось. Противник был остановлен в 15 километрах севернее Наро-Фоминска и был вынужден повернуть в район Голицыно, где был остановлен и разгромлен. Фельдмаршал Бок докладывал штабу сухопутных войск, что он не оставляет надежды на небольшое продвижение вперед. Бок заметил, что "уже близится час, когда силы наших войск иссякнут".

"4 декабря, – по словам Типпельскирха, – была предпринята отчаянная попытка еще раз бросить армию в наступление. После захвата небольших участков соединения 4-й армии на следующий день отошли на исходные позиции; 2-я танковая армия также прекратила свое наступление после того, как ей не удалось захватить Тулу, которая была у нее как бельмо на глазу".

Вспоминая последнее наступление на Москву, Типпельскирх писал: "Вначале слабый мороз и сверкающий под яркими лучами солнца иней поднимали дух солдат, идущих, как им казалось, в последнее наступление, и благоприятствовали продвижению. Но уже в ближайшие дни погода резко изменилась, а к концу месяца ударили морозы, доходившие до тридцати и больше градусов ниже нуля".

Объясняя свою неудачу овладеть Тулой в своих воспоминаниях, Гудериан писал: "112-я пехотная дивизия вошла в соприкосновение с… новыми сибирскими частями. Поскольку одновременно нас атаковали танки противника… то наши поредевшие войска не смогли дать отпор этим свежим силам. Прежде чем осуждать дивизию, следует помнить, что в каждом полку было уже около 500 человек обмороженных, что из-за мороза пулеметы не действовали и что наша 37-миллиметровая пушка оказалась неэффективной против русских танков Т-34. Результатом всего этого была паника… Это случилось впервые в ходе русской кампании… Боеспособность пехоты пришла к концу".

Обвинения русских морозов в срыве наступления немцев на Москву кочевали из одной книги немецких авторов в другую. Карелл говорил о том, что морозы якобы достигли 54 градусов, а Гудериан писал даже о 68 градусов. О том, что такие морозы превратили бы Москву и Подмосковье в тундру, эти авторы не задумывались. На самом деле, как указывал немецкий военный историк К. Рейнгард, температура воздуха в ноябре под Москвой была на уровне – 5,3 градусов. Ее наибольшее понижение до – 20 градусов произошло между 13 и 18 ноября.