Юрий Емельянов - Иосиф Сталин. Часть 3. Верховный главнокомандующий

Гитлер был уверен в успехе начатого им захватнического похода. По словам немецких генералов, авторов книги "Роковые решения", "Гитлер рассчитывал, что Красная Армия быстро развалится. Уверенный в своей победе, он даже приказал сократить объем продукции военной промышленности". Генерал Бутлар писал, что Гитлер "надеялся, что ему удастся разделаться с Советским Союзом путем быстротечной военной кампании и показать миру призрачность мощи Советского государства и его мировоззрения". 22 июня "Фёлькишер беобахтер" опубликовала передовую статью под заглавием "Судьба Европы в руках наших солдат". В.Бережков купил экстренный выпуск одной из берлинских газет 22 июня: "Там были напечатаны первые фотографии с фронта: с болью в сердце мы разглядывали наших советских бойцов – раненых, убитых… В сводке германского командования сообщалось, что ночью немецкие самолеты бомбили Могилев, Львов, Ровно, Гродно и другие города. Было видно, что гитлеровская пропаганда пытается создать впечатление, будто война эта будет короткой прогулкой".

Хотя очевидцы того, как прошел первый день войны в Кремле не свидетельствуют о панике и растерянности, охватившей Сталина, они отмечают серьезность дискуссий, происходивших в сталинском кабинете. Вспоминая первый день войны, Я.Е. Чадаев говорил, что ему "довелось присутствовать на двух заседаниях у Сталина и вести протокольные записи этих заседаний. Что особенно запомнилось – это острота обсуждаемых вопросов на фоне отсутствия точных и конкретных данных у нашего высшего политического и военного руководства о действительном положении на фронтах войны. Несмотря на это, решения были приняты весьма важные и неотложные". Среди этих решений Жуков упоминает Указ о проведении мобилизации, и проект постановления о создании Ставки Главного Командования. В ее состав вошли И.В. Сталин, В.М. Молотов, К.Е. Ворошилов, С.М. Буденный, Г.К. Жуков, Н.Г. Кузнецов. Председателем Ставки был назначен С.К. Тимошенко. При Ставке создали институт постоянных советников. Ими стали Кулик, Шапошников, Мерецков, Жигарев, Ватутин, Воронов, Микоян, Каганович, Берия, Вознесенский, Маленков, Жданов, Мехлис. Было принято решение о преобразовании Прибалтийского, Западного и Киевского особых округов в Северо-Западный, Западный и Юго-Западный фронты. Их командующими стали соответственно генерал-полковник Ф.И. Кузнецов, генерал армии Д.И. Павлов, генерал-полковник М.П. Кирпонос.

Вспоминая первые дни войны, главный маршал артиллерии Н.Н. Воронов писал: "В то время в Ставку поступало много донесений с фронтов с явно завышенными данными о потерях противника». По словам Н.Н. Воронова, однажды начальник Генерального штаба Б.М. Шапошников вынужден был сообщить И.В. Сталину о том, что "с двух фронтов так и не поступило сведений". Сталин сердито спросил: "Вы наказали людей, которые не желают нас информировать о том, что творится у них на фронтах?" Шапошников сказал, что он "обоим начальников штабов фронтов объявил выговор… Сталин хмуро улыбнулся: "У нас выговор объявляют в каждой ячейке. Для военного человека это не наказание. Но Шапошников напомнил старую военную традицию: если начальник Генерального штаба объявляет выговор начальнику штаба фронта, виновник должен тут же подать рапорт об освобождении от занимаемой должности. Сталина, видимо, удовлетворил такой ответ, и он приказал лишь предупредить всех начальников штабов, что за подобные проступки Ставка будет принимать строгие меры".

Очевидно, что отсутствие полной информации о положении дел на фронте 22 июня вызывало немалое беспокойство у Сталина. По словам Жукова, Сталин во второй половине дня позвонил ему по телефону и сказал: "Наши командующие фронтами не имеют достаточного опыта в руководстве боевыми действиями войск и, видимо, несколько растерялись. Политбюро решило послать вас на Юго-Западный фронт в качестве представителя Ставки Главного Командования. На Западный фронт пошлем маршала Шапошникова и маршала Кулика. Шапошникова и Кулика я вызвал к себе и дал им указания. Вам надо вылететь немедленно в Киев и оттуда вместе с Хрущевым выехать в штаб фронта в Тернополь". Я спросил: "А кто же будет осуществлять руководство Генеральным штабом в такой сложной обстановке?" И.В.Сталин ответил: "Оставьте за себя Ватутина". Потом несколько раздраженно добавил: "Не теряйте время, мы тут как-нибудь обойдемся".

Эти и другие воспоминания не позволяют подтвердить заявления Хрущева и других о растерянности Сталина, о том, что он был "парализован", что он покинул Кремль. В то же время, по воспоминаниям Я.Е. Чадаева, среди ряда членов Политбюро преобладали настроения, не отвечавшие серьезности ситуации. Он вспоминал: "В течение 22 июня после визита к Вознесенскому я побывал также с документами у других заместителей Председателя Совнаркома. Нетрудно было убедиться, что почти все они еще не испытывали тогда больших тревог и волнений. Помню, например, когда поздно ночью закончилось заседание у Сталина, я шел позади К.Е. Ворошилова и Г.М. Маленкова. Те громко разговаривали между собой, считая развернувшиеся боевые действия как кратковременную авантюру немцев, которая продлится несколько дней и закончится полным провалом агрессора. Примерно такого же мнения придерживался тогда и В.М. Молотов". Очевидно, Я.Е.Чадаев имел в виду ночное совещание у Сталина, которое происходило в ночь на 23 июня.

Второй день войны, 23 июня начался у Сталина, по крайней мере, в 3 часа 20 минут ночи, когда к нему вошел Молотов. Затем пришли Ворошилов, Берия, Тимошенко, Ватутин и Кузнецов. Совещание продолжалось до 6 часа 10 минут. Затем совещания возобновились вечером с 18.45 и продолжались до 1 часа 15 минут ночи 24 июня. Примерно также прошли и последние дни июня. В то же время эти записи не дают полного впечатления о рабочем дне Сталина, так как здесь не указывается время, когда он говорил по телефону и работал в одиночестве.

Между тем ситуация на фронте продолжала ухудшаться. Надежды на быстрый "сокрушительный удар по агрессору", высказанные в выступлении В.М. Молотова 22 июня, исчезали. В первый же день войны Германия нанесла существенный урон советским вооруженным силам. Потери в авиации составили 1811 самолетов (из них 1489 были уничтожены на земле). Немцы потеряли лишь 35 сбитых машин, и около 100 самолетов было повреждено.

Мощные удары германской авиации и артиллерии в первые же часы войны принесли огромный ущерб и другим видам техники, а быстрое продвижение немецких войск позволило им захватить расположенные у границы склады вооружений. Секретарь Брестского обкома М.Н. Тупицин сообщал И.В. Сталину и П.К. Пономаренко 25 июня, что значительная часть орудий артиллерии резерва Главного командования была разбита бомбами в первые же часы войны, а "все ценные орудия остались у немцев". Секретарь Лунинецкого райкома Пинской области В.И. Анисимов сообщал телеграммой 30 июня, что "нет вооружений и снарядов… Шлют самолеты в разобранном виде, а собрать их негде". Утрата значительной части самолетов и другой техники сразу же стало сказываться на боевых действиях советских войск и состоянии боевого духа личного состава. Объясняя быстрое отступление Красной Армии в Прибалтике, член Военного совета Северо-Западного фронта В.Н. Богаткин сообщал Л.З. Мехлису в начале июля 1941 г.: "Если идут в бой танки и пехота, нет авиации; если идет в бой пехота – нет артиллерии или танков и т.п.".