Герхард Кегель - В бурях нашего века. Записки разведчика-антифашиста

Но, может быть, я лучше приведу слова самого Бирнбаума: «Мне не пришло в голову, что моя переписка с зарубежными корреспондентами просматривается. Так, я послал письмо в Берлин тому самому германскому дипломату, знакомство с которым оказалось позднее столь роковым для моего брата. Этот советник посольства, с которым, когда мы оба работали в Варшаве, я поддерживал знакомство и обменивался информацией, так как, несмотря на принципиальные различия во взглядах, мы оба являлись противниками национал-социалистского режима, расставаясь со мной в Варшаве, дал мне условный адрес в Берлине – с помощью упомянутого адреса мы могли бы, в случае необходимости, поддерживать контакт. Прошло немало времени, и я уже давно ничего не слышал о переведенном в 1939 году в Берлин советнике посольства – его звали Рудольф фон Шелиа. Но в начале 1940 года, когда я находился в Стокгольме, наш общий знакомый барон Юкскюлль… поведал мне, что советник из-за своих взглядов чувствует себя там в опасности и хотел бы выбраться за границу. Тогда я послал ему письмо, которое, чтобы не навлечь на адресата опасности, написал в профашистском стиле. Я сообщал, что в Стокгольме познакомился с англичанином, который, наверное, мог бы ему помочь». По данным Бирнбаума, его письмо застряло где-то в фильтрах шведской полиции, которая особенно заинтересовалась названным в письме загадочным «англичанином». Но у меня нет сомнений, что затем это письмо попало в руки гестапо.

Бирнбаум сообщает также, что написал Шелиа еще одно письмо. Брат Иммануэля Бирнбаума Пауль Герхардт, по профессии журналист, живший в Кенигсберге (ныне Калининград), в 1933 году был вынужден покинуть этот город, так как являлся членом СДПГ. До 1939 года его пристанищем была Варшава, где он помогал брату в его журналистской и публицистической деятельности. Когда началась война, он жил во Львове, то есть в украинской части буржуазной Польши. Вскоре Львовская область воссоединилась с Украинской Советской Социалистической Республикой. В ставшем теперь советском Львове он получил возможности для существования и работу. В своих мемуарах Иммануэль Бирнбаум пишет о судьбе брата: «Мой брат благодаря хорошему знанию польского и украинского языков вскоре… стал ведать вопросами культработы на средней по величине текстильной фабрике. Он организовывал доклады, показ кинофильмов и заведовал небольшой библиотекой. Он остался на этой должности и после оккупации города немецкими войсками в 1941 г. На регистрации он был отнесен к категории «терпимых неарийцев» (о его деятельности в рядах социал-демократов во время Веймарской республики лембергская полиция (то есть гестапо. – Авт.) ничего не знала). Но вскоре дальнейшее пребывание в оккупированном городе стало для него опасным… Он написал одному из моих друзей, работавшему в МИД в Берлине, и попросил его помочь ему выехать в какую-нибудь нейтральную страну».

Получателем этого письма был фон Шелиа. И это письмо, несомненно, попало в руки гестапо. Как Иммануэль Бирнбаум узнал позднее, польские друзья предостерегали его брата, предлагали снабдить его фальшивым паспортом, с которым он мог бы скрыться. Но тот медлил, а в апреле 1942 года его неожиданно арестовали гестаповцы, которые после установления его личности, не долго думая, расправились с ним. Это второе письмо могло побудить гестапо присмотреться к Шелиа более пристально.

Но вот что странно. Иммануэль Бирнбаум пишет: как рассказывал ему в Стокгольме барон Юкскюлль, Шелиа почувствовал, что дальнейшее пребывание в Берлине для него опасно, и поэтому он ищет возможность выезда за рубеж. Но ведь Шелиа выезжал в Швейцарию, где у него существовал личный банковский счет, уже после ареста Ильзы Штёбе в 1942 году, – этот факт не вызывает сомнений. Как ни странно, он вернулся и, выше об этом уже говорилось, был арестован гестаповцами в МИД в Берлине. Стало быть, тогда он чувствовал себя в безопасности, иначе он остался бы в Швейцарии.

Между прочим, когда я описывал упомянутую выше беседу в бомбоубежище, мне пришла в голову мысль полистать публикации о нацистском шпионаже – не попадется ли там мне имя барона Юкскюлля? И я действительно, как уже говорилось выше, нашел это имя в документальном труде Юлиуса Мадера «Гитлеровские генералы шпионажа дают показания», где оно упоминается дважды. В разделе книги, где описываются события 1936 года, говорится, что между фашистской военной разведкой и армейским командованием буржуазной Эстонии существовала договоренность об обмене шпионскими сведениями о Советском Союзе. В Эстонии действовал шпионский центр абвера, носивший название «группа 6513», и, как указывается в книге Мадера, в качестве связного между «пятой колонной» Эстонии и абвером действовал некий барон Юкскюлль. В другом месте книги, где речь идет о событиях 1939 года, сказано, что барон Юкскюлль переселился в Германию, но до июня 1940 года он еще не раз выезжал в Эстонию по служебным делам.

Для меня совершенно очевидно, что упомянутый барон Юкскюлль – мой собеседник в берлинском бомбоубежище и человек, говоривший в Стокгольме с Иммануэлем Бирнбаумом о Шелиа и даже намекавший, что поддерживал с ним конспиративную связь, – это одно и то же лицо, род занятий которого не вызывает никаких сомнений.

Как мне теперь известно, ведение процесса против Шелиа и Ильзы Штёбе было поручено особому военно-полевому суду. Там не было ни защитника, ни заседателей. В зале суда находились только кровавые палачи Гитлера, усиленная охрана и обвиняемые. Судебное разбирательство дела д-ра X. было проведено отдельно. Ильза Штёбе и Шелиа 14 декабря 1942 года были приговорены к смертной казни.

Как и по всем судебным делам, связанным с «Красной капеллой», Гитлер сам утверждал приговоры и определял форму приведения их в исполнение. Сохранился документ с утверждением приговора Гитлером и его указанием о виде казни. Шелиа был повешен, Ильза Штёбе – гильотинирована. Это произошло 22 декабря 1942 года, за два дня до рождества.

Когда за несколько дней до смертного приговора избитую до бесчувствия Ильзу Штёбе принесли в тюремную камеру с допроса, она прошептала своей соседке по камере, давнему члену компартии, которой удалось пережить войну и фашистский террор: «Сегодня им также не удалось вытянуть из меня что-нибудь». А вечером 14 декабря, вернувшись из суда, она сказала ей: «Ну вот, теперь все кончено, меня приговорили к смертной казни… Теперь можно сказать, что я выдержала. Теперь все позади. Своим молчанием я спасла жизнь по крайней мере трем мужчинам и одной женщине».

Я уже писал, что одним из трех мужчин, о которых говорила Ильза Штёбе, являлся я. Женщиной, которую упоминала она, была, вероятно, моя жена и соратница Шарлотта, участвовавшая в нашей совместной борьбе против фашизма в Варшаве. Одним из двух других мужчин был, видимо, д-р X.; его бросили в концлагерь, но он там все же сумел выжить. А третий мужчина, думаю, был из Бухареста – о нем я упоминал выше, – упавший духом и утративший волю к борьбе после нападения Германии на Советский Союз.