Герхард Кегель - В бурях нашего века. Записки разведчика-антифашиста

Подготовка этой преступной акции, о подлинном характере которой многие жертвы поначалу не догадывались, начиналась с вручения несчастным жертвам официального требования быть готовыми в указанный в уведомлении день к «переселению», захватив с собой небольшой ручной багаж. Первым этапом был сборный пункт, где у них сразу же отбирали часть личного имущества – ценные вещи. Оттуда колонна направлялась к вокзалу. Для тех, кто прибывал туда – а это было большинство людей, получивших повестки, – пути обратно не существовало. Их загоняли в товарные вагоны. Многие умирали еще в пути в результате истязаний, от жажды, холода, голода.

Когда об уготованной «переселенцам» судьбе стало известно, многие такие люди кончали жизнь самоубийством или пытались скрыться, чтобы избежать насильственной отправки. Тогда людей стали забирать без предупреждения из дома или прямо с работы – так действовала гитлеровская машина смерти. Особенно неприятными для нацистского режима являлись массовые самоубийства, которые вызывали тревогу среди населения.

Из-за собственности живших в Германии евреев (в 1933 году их насчитывалось около 500 тысяч) в середине тридцатых годов началась гнусная драчка, затеянная прежде всего капиталистами «арийского» происхождения и достигшая кульминации в 1938–1939 годах. Среди евреев было немало богатых, даже очень богатых людей – капиталисты-монополисты, банкиры, владельцы заводов и фабрик, крупные землевладельцы. Еще больше имелось средних и мелких капиталистов еврейской национальности – промышленников и торговцев. Среди евреев было также много представителей интеллигенции, ученых с мировым именем, деятелей искусства, врачей, учителей. Поживиться можно было прежде всего за счет евреев-капиталистов. Ни для кого не секрет, что целый ряд крупных состояний в нынешней ФРГ возник в результате так называемой «ариезации» собственности евреев. Такой «ариезации» подверглось множество принадлежавших евреям предприятий, пакетов акций и другой собственности. Это означало, что капиталисты-немцы «законно» приобретали у евреев, которым владение такой собственностью было запрещено нацистскими законами, огромные ценности в обмен на яблоко или яйцо. Нередко такой ценой евреи-капиталисты получали возможность легально выехать из страны и спасти небольшую часть своего состояния, но главное – жизнь.

Огромные барыши от «ариезации» явились своеобразным гонораром, выплаченным крупным «арийским» капиталистам, монополистам за оказанную ими гитлеровским фашистам внушительную финансовую поддержку при захвате власти. Получение еще более крупных прибылей в результате грабительского захвата заводов и фабрик, богатств недр и других ценностей государств и народов, подвергшихся нападению нацистской Германии, длилось, как известно, недолго – этим народам и государствам удалось, прежде всего благодаря самоотверженной борьбе Советского Союза, обрести свободу; было достигнуто освобождение мира от фашистской чумы.

В результате крупномасштабных операций по «ариезации» некоторым нацистским заправилам, например Герингу, удалось войти в число германских монополистов. В целом же, однако, руководящим деятелям нацистского рейха, организовавшим «ариезацию» еврейской собственности, пришлось довольствоваться такой добычей, как дворцы и замки, помещичьи угодья и сокровища искусства.

После того как таким образом нацистские главари сняли сливки, основная масса еврейской интеллигенции, мелких капиталистов, лавочников, домовладельцев и т.д., а прежде всего их собственность были отданы на разграбление средним чинам нацистского аппарата и другим жадным к добыче «соотечественникам».

В конечном итоге большинство граждан еврейской национальности, которых еще можно было использовать как рабочую силу, нацистское германское государство передало за гроши акционерному обществу «Фарбен» и другим крупным концернам, которые безжалостно эксплуатировали их. А когда эти люди становились непригодными для эксплуатации, их превращали в пепел в газовых камерах и печах крематориев, а пепел использовали как удобрение. Предварительно, конечно, у жертв «для промышленного использования» удалялись золотые зубные коронки и протезы, отбиралась одежда, состригались даже волосы. При этом золото – согласно установленному порядку – подлежало сдаче в имперский банк. Неудивительно, что после краха «тысячелетней нацистской империи» в сейфах имперского банка в Берлине было обнаружено множество наполненных золотыми зубными протезами ящиков, поступивших, согласно установленному порядку, из лагерей уничтожения.

В этом поставленном в значительной мере на промышленную основу и, во всяком случае, продуманном до деталей уничтожении людей, а также в «использовании» того, что от них оставалось, прямо или косвенно участвовали десятки тысяч нацистов.

А судебные органы ФРГ, в которых большую роль играли и играют воспитанные еще фашистами судьи, оправдывали даже тех палачей и убийц, на совести которых были многие тысячи жертв, – оправдывали на том основании, что совершенные ими преступления якобы теперь уже нельзя доказать.

Осознав, какой страшный механизм я мог привести в действие, выбрав в предложенном мне министерством иностранных дел списке одну из «освобождающихся в ближайшее время» квартир, я принялся за поиски другого пути решения жилищной проблемы. В конце концов я пришел к мысли навестить дальнего родственника моей матери Вальтера Ланге, который жил под Берлином в Рансдорфе. У него имелся земельный участок с домом, подсобными постройками и большим садом. Он был скорняком и торговцем мехами, чрезвычайно энергичным дельцом, сколотившим на военных поставках во время первой мировой войны и в годы инфляции довольно крупное состояние. Как-то раз я посетил его по поручению моей матери. Способ, которым он составил свое состояние – он любил похвалиться своим «чутьем» на доходные сделки, – не был мне симпатичен. Но он не любил нацистов. Он был женат на еврейке из богатой венской семьи. Когда я побывал у него – это произошло примерно за год до нападения нацистов на Польшу, он готовил выезд своей семьи в Англию или в Австралию. Тогда я познакомился с его женой и сыном, которые мне понравились. Поскольку превращение находившейся в Германии собственности в деньги и их перевод за границу требовали много времени, он, так сказать, опоздал на последний поезд – война застала его в Германии. Его жена, сын и несколько ящиков с ценностями находились уже в Англии, а он сам застрял в Рансдорфе под Берлином. И он старался, насколько это было возможно, заниматься своим ремеслом, чтобы пережить войну.