Кимберли Рэй Миллер - Никто не узнает. Разве вы не притворяетесь нормальными?

Ничего лучше и придумать было нельзя. Появилась возможность сделать то, что удавалось мне лучше всего: произвести впечатление на взрослого человека.

Мои одноклассники один за другим выходили вперед, и их уводила улыбающаяся женщина с длинными вьющимися русыми волосами. На ее лбу лежала челка, а остальные волосы были собраны в хвост, веером стоящий на макушке. Я не представляла, кто это и как ей удалось соорудить такую прическу, но не сомневалась, что мы отлично поладим.

В доме было так грязно, что я даже не знала, какого цвета наш ковер.

Пока мы вслух произносили буквы алфавита и слушали сказки про дружелюбных динозавров, я все время думала о предстоящей встрече. Мне казалось, что каждого вызванного ребенка сопровождают в некий эксклюзивный клуб. Клуб, где взрослые и дети общаются на равных. Клуб, где можно пить сколько угодно газировки и есть сколько угодно конфет. Клуб, куда меня еще не пригласили.

– Кимберли Миллер? – наконец раздался голос.

Я сразу же вскочила, но, чтобы не казаться слишком заинтересованной, неспешно подошла к двери.

– Кимберли Миллер – это я, – сказала я спокойно и оглянулась на одноклассников, чтобы убедиться, что на меня все смотрят.

На меня не смотрел никто.

В коридоре женщина с экзотической прической сказала, что ее зовут миссис Руссо, что она работает в нашей школе и хочет задать мне несколько вопросов.

– Хорошо?

Я планировала нечто другое, но все равно это было лучше, чем сказки про динозавров. Я сразу же начала использовать приемы из своего репертуара, чтобы понравиться этой женщине и подружиться с ней. Папа только что научил меня прекрасному слову «antidisestablishmentarianism» «движение за неразделение государства и церкви», и оно всегда производило потрясающее впечатление на взрослых. Я скажу это слово, а потом покажу приемы карате, которым только что научилась. А еще я смогу продемонстрировать, чему меня учили на уроках танцев. Тогда она скажет, что я умная и красивая, и это будет приятно.

Мы с миссис Руссо шли по той части школы, где я никогда раньше не была. Здесь учились большие дети, поэтому мне было страшновато. На стенах висели красивые, аккуратные рисунки – здешние дети овладели искусством раскрашивания лучше меня, а некоторые вообще рисовали без всяких контуров. Незнакомая обстановка и тот факт, что наш разговор все никак не начинался, стали меня пугать.

В конце концов мы пришли в небольшую комнату с серыми стенами. Миссис Руссо завела меня внутрь и села напротив за маленький детский стол. Она открыла папку и, словно по сигналу, снова улыбнулась.

Сидеть миссис Руссо было неудобно, приходилось поджимать колени. Но она справилась с этим неудобством и стала задавать мне вопросы, словно маленькой девочке. Знаю ли я свой адрес? Вовремя ли я ложусь спать? Есть ли у меня домашние животные?

Я отвечала, пытаясь дать на каждый вопрос побольше информации, чтобы наша беседа стала живее: «В моем квартале кого-то убили. Однажды у меня был маленький щенок. На Аляске ночь может длиться двадцать четыре часа, а эскимосы едят много жира, чтобы не мерзнуть зимой, но мама срезает жир с мяса, потому что мы не эскимосы». Миссис Руссо лишь улыбалась и задавала мне очередной дурацкий вопрос.

Попытки произвести на нее впечатление окончательно провалились. И тут возникла тема братьев и сестер.

– Да, у меня есть сестра. Ее зовут Шерил.

Миссис Руссо тут же принялась расспрашивать про Шерил. И чем больше она спрашивала, тем больше я рассказывала.

Я не знаю, сколько лет Шерил. По-моему, она еще младенец. Она часто лежит голенькая, потому что ей подходит только одно платьице, а на него претендуют моя плюшевая панда или один из коккер-спаниелей.

Первоначальное безразличие миссис Руссо сменилось живым интересом.

– Расскажи мне еще о Шерил.

– Когда мы едем за покупками, папа запихивает ее в багажник, – заявила я.

Какое-то время – по крайней мере последние несколько недель – это служило в нашей семье предметом разногласий. Я хотела, чтобы Шерил ходила со мной повсюду, но родители не отпускали ее со мной, потому что я наверняка ее где-нибудь потеряю.

По недовольному виду миссис Руссо и ее энергичным записям я почувствовала, что она согласна со мной. Родители вели себя совершенно неразумно. Чем внимательнее моя новая подруга слушала мои истории, тем сильнее мне хотелось выразить свое недовольство отношением родителей к младшей сестре.

– А Фейт помочилась на нее!

– Кто такая Фейт, Кимберли?

– Это наша собака! Миссис Руссо явно не следила за ходом беседы.

Я рассказала о том, как Шерил пришлось провести целую ночь в мыльной воде в раковине нашей ванной, а потом доверила ей свое самое большое горе: у меня вовсе отобрали Шерил за то, что я воровала игрушки из детского сада.

Постепенно мой энтузиазм угасал. Все складывалось не так увлекательно, как я себе представляла. Кроме того, мне не хотелось опоздать к раздаче молока – тем более что сегодня должны были давать шоколадное молоко. Миссис Руссо проводила меня обратно в класс. Я отправилась играть, а миссис Руссо отозвала нашу учительницу в сторону. Я была уверена в том, что она рассказывает ей, какая я умная и одаренная девочка.

В тот день, когда за мной пришла моя няня со своей маленькой дочерью Кейтлин, учительница выбежала за нами и потребовала ответа: не Шерил ли эта девочка?

После моей встречи с миссис Руссо настроение в нашей семье изменилось. Родители стали больше ссориться, брать отгулы на работе и убираться в доме, после того как я ложилась спать. Отец мой был большим неряхой. В доме было так грязно, что я не знала даже, какого цвета наш ковер. На столе в гостиной, на диване, на полу в ванной лежали кипы газет и бумаг. Старые газеты устилали пол в моей спальне. А теперь, сказала мама, кто-то собирается к нам прийти, чтобы проверить, как живем мы с Шерил. И этот человек не должен увидеть, как у нас грязно.

Дом наш был самым обыкновенным. В нашем квартале все дома были такими – вот только мы никогда не открывали ставни, растения у нас были чуть более неухоженными, а соседи никогда не заходили на чашку кофе.

Дом был двухэтажным, но второй этаж всегда оставался для меня запретным. Мы им никогда не пользовались. Честно говоря, я часто забывала, что он вообще есть. Одну комнату называли «Птичьей», потому что в ней жили птицы: кореллы, волнистые попугайчики и попугаи. Все они спаривались, как бог на душу положит, в надежде на то, что природа возьмет свое и у них появятся маленькие птенчики. Потом родители продавали птенцов в местные зоомагазины или на блошином рынке. Коричневый ковер в Птичьей комнате был покрыт семечками, выпавшими перьями и клочьями пуха. Все это поднималось в воздух, когда птицы кричали и порхали вокруг, протестуя против вторжения в их пространство назойливых людей.