Галина Курьянова - Воспоминания жены советского разведчика

Он мрачно в ответ: «Тебя бы с пятнадцати лет били по голове, и ты бы не помнила».

А-а, да ну тебя! Тебя били по голове, а я причем? Меня и по другому месту не били. Да, действительно, мама иногда шлепала по попе и то в шутку. Один раз она действительно хотела меня отшлепать ремешком (то-о-о-неньким!), решила ударить по рукам, наверное, я этими руками что-то нашкодила. Замахнулась, а я – руки вверх!, замахнулась верхним ударом, а я – руки вниз! Замахнулась, а я: вверх-вниз, вверх-вниз! А т.к. на мне была стеганная безрукавочка, сшитая самой же мамой, и все удары только сотрясали воздух, а цели не достигали, то, в конце концов, мама рассмеялась и бросила ремешок. Этим мое наказание и закончилось.

Имя Лев Мухин. О! это было имя! Молодой борец. Скорее это Я на него глаз положила, чем он. Знакомство было шапочное, такие малолетки как мы, его явно не интересовали. Однако, когда он мимоходом предложил мне и Лидке билеты на соревнование борцов, мы всем девчатам в классе так небрежно, тоже мимоходом, сообщили, что, мол, вечером решили в цирк пойти, надо бы поскорее уроки сделать, вот билеты Лева достал, первый ряд.

Этот Лева был просто идиот! Можно ли приглашать девушек, да еще как он нас величал, малолеток, на борьбу да еще сажать в первый ряд? Господи ты Боже мой! Когда мы в оборочках-сборочках, бантиках и складочках, я в косах, а Лидка с аккуратно накрученной головкой появились в этом злосчастном первом ряду, то: во-первых, на нас стали пялиться какие-то мужские тупые рожи, нагло ухмыляться, глуповато хихикать, а то и откровенно ржать, во-вторых, мы сами себя сразу почувствовали явно не в своей тарелке. Но высокомерно задрав носы, мы якобы свободно и даже развязно уселись на свои привилегированные места и с независимым видом завсегдатаев борцовских баталий стали демонстративно просматривать программку. Чаще всего под такой вот развязной миной самоуверенности скрывается застенчивость и тогда развязность становится заметнее.

В-третьих, началась сама борьба…

Буквально перед нашими носами стали враскорячку кружить и ворочаться на ковре голые потные мужики, пыхтеть, сопеть и даже время от времени, мягко выражаясь, пукать. Вообще, вести себя как черти в аду и эпатировать публику. Публика же, практически все мужчины, вовсе не смущалась, а подбадривала волосатых, потных и жирных борцов воплями, в основном: «Харю, харю тяни! Яйца дави! Жми повидло! Откуси на х… нос! Пусти юшку!» И это еще более-менее цензурные. Мы сидели, закаменев. Выбраться оттуда во время соревнования было невозможно. «Девушки с оборками», по-моему, даже забывали дышать, с обмиранием ожидая перерыва.

Кое-как мы все-таки улизнули с этой кошмарной презентации силы и мужества, никому об унизительности в этот момент нашего положения (нам так казалось) не рассказывали. Единодушно решили приглашения от спортивных мальчиков не принимать и знакомства с ними сворачивать. Впрочем, напрасно, наверное, я говорю, что они были тупые, глупые и т.д. Просто совсем еще молодые ребята были очень увлечены своим делом, что остальное их просто не интересовало. Тем более спорт настолько выматывал их физически, что до остальных программных дисциплин у них элементарно не хватало времени. Но общаться с ними все-таки было скучновато.

Наступал период танцев и вечеров в школе военно-воздушных сил.

Там были наши сверстники, плюс-минус один год, там был хороший танцевальный зал с паркетными полами, там были дежурные с красными повязками, в конце концов, это было недалеко от дома. Мы повзрослели на год и чуть поумнели. Там я познакомилась со своим будущим мужем, хотя, конечно, ничего подобного тогда мне не приходило в голову.

Зимой, редкими субботними вечерами молодёжь танцевала в школе ВВС, а весной и летом на танцевальной площадке в парке им.Горького. Танцплощадка была обнесена высоким кованым забором копьями вверх и в просторечии называлась «обезьянником». Сколько клочьев от штанов оставили на этих кольях мальчишки! И еще эти решетки для вящей острастки смазывали дегтем или смолой. Вход – рубль. Карманных денег практически ни у кого не водилось, но 17-ти летние кавалеры каким-то необыкновенным свойством бережливости и даже скопидомства – у моего супруга эта категория характера осталась на всю жизнь накапливали к субботе или воскресенью необходимую сумму и важно покупали билет – один.

Этот билет они торжественно вручали «своей» девочке, а сами корябались через кованый забор со штырями и дегтем. Замечу – это никогда не делалось на глазах у девушек. Видимо, где-то таилось понятие, что это унизительно и недостойно. Все делалось втихаря и, когда подружка уже была в «обезьяннике», тут, как чертик из коробочки, выскакивал и дружок. Позволялось танцевать вальс, бальные и народные танцы. «Линда», «Фокстрот», даже вначале и танго, как западные и растлевающие танцы, были в опале. Здесь можно вспомнить, что почему-то все новые танцы – вальс, шимми, фокстрот, твист и др. сначала встречались в штыки и считались неприличными. Но только не у молодежи! Когда какая-нибудь отчаянная пара начинала под «краковяк» или «польку» зашибать невообразимую смесь фокса и рока, то к ним подбегал дежурный комсомолец с красной повязкой и грозно требовал: «Прекратите линдачить (т.е. не танцуйте «линду», растлевающий западный танец!)! Ведите себя прилично!» И прекращали, а то, если дежурный был слишком уж принципиальный или просто вредный «ботаник», могли и вывести с танцплощадки, и тогда прощай выстраданный билетик за рублик. Однако даже эти приколы не мешали нашему удовольствию повеселиться, попрыгать, поскакать среди сверстников, познакомиться с понравившимся пареньком. Из развлечений в парке были такие непритязательные забавы: карусель, комната смеха с кривыми зеркалами, автоматы с газированной водой – три копейки без сиропа, пять с сиропом, качели-лодочки. Я была рьяной любительницей раскачиваться на «лодочках» и, т.к. на них не было никаких ограничителей, взлетала почти горизонтально. Некоторые любители рисковали даже крутить на этих качелях «солнышко», делать полный оборот. Я же говорю, что ограничителей не ставили. Были и несчастные случаи. Конечно, я до такого заклинивания не доходила, т.е. до «солнышка», но, имея всегда в характере что-то рисковое и авантюрное, раскачивала своих партнеров до одурения. Пощады во время катания ребята старались не просить, но у многих из них лица приобретали нежный зеленоватый оттенок слоновой кости. При выходе с этого аттракциона их пошатывало, и они предлагали где-нибудь посидеть, предпочтительно тут же на травке.

А я веселила-а-а-ась. Ну а Виктор, мой будущий супруг, был смолоду предусмотрительный человек и на мое невинное предложение покачаться на лодочках так же невинно заметил: «Ты в платье – неудобно». Вот так номер! И ответить нечего. Мое платье еще никому не мешало, даже сначала ребята не без удовольствия посматривали на взмахи подола все выше, и выше, и выше… А потом им уж было не до платья и не до того, что под ним. А Витя, видите ли, сам скромный и мою скромность блюдёт. Так он и отвертелся. Не пришлось мне повеселиться и похихикать на этот раз. Видимо, уже то, что «девчонка Курьяна закатывает» было обсуждением в среде «спецухи», так мы называли школьников ВВС, так же, как и наша дружба с Витьком. Во время одного совместного литературного вечера, когда объявили, что стихотворение Маяковского «Блэк энд уайт» прочитает ученица 10 класса Галина Иноземцева, вдруг из последних рядов чей-то противный гнусавый фальцет крикнул по-петушиному: «Курьянова!». К моему счастью, эта инсинуация не выбила меня из образа, стихотворение я прочитала с должным патриотическим пафосом, но потом бурно выясняла отношения с Витьком: что за дурацкие шутки! И что «ходить» (сегодняшнее «встречаться», «тусить») я с ним больше не буду, и что за друзья-дураки!