Владимир Сенчихин - Беседы с усопшими, или Гримасы славы

После того, как Цезаря избрали в четвертый раз консулом, он «отправился с войсками в Испанию против сыновей Помпея ( Гней Помпей Магн, древнеримский полководец, консул Римской республики ). Они, несмотря на молодость, собрали удивительно большую армию и выказали необходимую для полководцев отвагу. «Большое сражение произошло около города Мунды ( юг Испании, расположен в долине реки Мунда ). Цезарь, видя, что неприятель теснит его войско, закричал, пробегая сквозь ряды солдат, что если они уже ничего не стыдятся, то пусть возьмут и выдадут его мальчишкам. Осилить неприятелей Цезарю удалось лишь с большим трудом. Противник потерял свыше тридцати тысяч человек; у Цезаря же пала тысяча самых лучших солдат. Эта война была последней, которую вел Цезарь. Отпразднованный по случаю победы триумф, как ничто другое, огорчил римлян. Негоже было Цезарю справлять триумф над несчастиями отечества. Ведь Цезарь победил не чужеземных вождей и не варварских царей, но уничтожил детей и род человека, знаменитейшего среди римлян, но попавшего в несчастье».

Однако не только гибель лучших людей отечества опечалила римлян. Светоний пишет: «Цезарь принимал почести сверх всякой меры: бессменное консульство, пожизненную диктатуру, имя императора, прозвание отца отечества». Кроме того, «допустил в свою честь постановления, превосходящие человеческий предел: золотое кресло в сенате и суде, священную колесницу и носилки при цирковых процессиях, храмы, жертвенники, изваяния рядом с богами, название месяца по его имени; и все эти почести он получал и раздавал по собственному произволу». Цезарь «в свое третье и четвёртое консульство был консулом лишь по имени, довольствуясь одновременно предложенной ему диктаторской властью; в замену себе каждый раз назначал двух консулов, но лишь на последние три месяца, так что в промежутке даже народные собрания не созывались, кроме как для выбора народных трибунов и эдилов: ибо и преторов он заменил префектами, которые вели городские дела в его отсутствие. Заведовать чеканкой монеты и государственными податями он поставил собственных рабов, а управление и начальство над оставленными в Александрии тремя легионами передал своему любимчику Руфину, сыну вольноотпущенника».

Далее Светоний рассказывает, что Цезаря смертельно возненавидели после того, как он, принимая сенаторов, явившихся к храму Венеры, не выказал им почтения – остался сидеть в кресле. «Безмерно оскорбив сенат своим открытым презрением», он совершил еще более дерзкий поступок. Человек из толпы «возложил на его статую лавровый венок, перевитый белой перевязью», как свидетельство царской власти, народные трибуны заточили наглеца в тюрьму, а Цезарь в ответ «лишил их должности». Как пишет Светоний, Юлий Цезарь «с этих пор уже не мог стряхнуть с себя позор стремления к царскому званию, – несмотря на то, что однажды ответил плебею, величавшему его царём: «Я Цезарь, а не царь!». В результате «народ не был рад положению в государстве: тайно и явно возмущаясь самовластием, он искал освободителей».

Светоний сам себе противоречит. Рассказывая, что Цезарь был неприхотлив в быту, упоминает, что тот «заложил и отстроил за большие деньги виллу близ озера Неми, но она ему не понравилась, и он разрушил её до основания, хотя был ещё беден и в долгах. В походах возил с собою штучные и мозаичные полы. В Британию вторгся будто бы в надежде найти там жемчуг. Резные камни, чеканные сосуды, статуи, картины древней работы всегда собирал с увлечением. В провинциях постоянно давал обеды на двух столах: за одним возлежали гости в воинских плащах или в греческом платье, за другим – гости в тогах вместе с самыми знатными из местных жителей». По словам Светония, Цезарь «бескорыстия не обнаружил ни на военных, ни на гражданских должностях. Проконсулом в Испании, по воспоминаниям некоторых современников, как нищий, выпрашивал у союзников деньги на уплату своих долгов, а у лузитанов ( провинция Римской Испании ) разорил, как на войне, несколько городов, хотя они соглашались на его требования и открывали перед ним ворота. В Галлии опустошал капища и храмы богов, полные приношений, и разорял города чаще ради добычи, чем в наказание. Оттого у него и оказалось столько золота, что он распродавал его по Италии и провинциям на вес, по три тысячи сестерциев за фунт. В первое свое консульство он похитил из капитолийского храма три тысячи фунтов золота, положив вместо него столько же позолоченной меди. Он торговал союзами и царствами: с Птолемея получил около шести тысяч талантов за себя и за Помпея. А впоследствии лишь неприкрытые грабежи и святотатства позволили ему вынести издержки гражданских войн, триумфов и зрелищ».

В те времена к сексуальным предпочтениям относились толерантно, но Цезарь удивлял даже привыкших ко всему римлян: «Красивых и ученых рабов покупал по таким неслыханным ценам, что сам чувствовал неловкость и запрещал записывать их в книги. Его единственным пятном было сожительство с Никомедом ( царь Вифании ), но это был позор тяжкий и несмываемый, навлекавший на него всеобщее поношение. Долабелла называет его „царёвой подстилкой“, а Курион – „злачным местом Никомеда“ и „вифинским блудилищем“. Когда однажды Цезарь говорил перед сенатом в защиту Нисы, дочери Никомеда, Цицерон его перебил: „Оставим это, прошу тебя: всем отлично известно, что дал тебе он и что дал ему ты!“. На любовные утехи он, по общему мнению, был падок и расточителен. Был любовником многих знатных женщин, среди его любовниц были и царицы. Но больше всех он любил Клеопатру: с нею и пировал не раз до рассвета, на ее корабле с богатыми покоями был готов проплыть через весь Египет до самой Эфиопии, если бы войско не отказалось за ним следовать. Народный трибун Гельвий Цинна многим признавался, что у него был написан и подготовлен законопроект, который Цезарь приказал провести в его отсутствие. По этому закону Цезарю позволялось брать жён сколько угодно и каких угодно, для рождения наследников. Наконец, чтобы не осталось сомнения в позорной славе его безнравственности и разврата, напомню, что Курион старший ( Гай Скрибоний Курион – римский политик и военачальник из плебейского рода Скрибониев Курионов, консул ) в какой-то речи называл его мужем всех жён и женою всех мужей».

По моему мнению, сколько ни пытался Цезарь встать вровень с Александром Македонским, все его потуги оказались тщетными. Да и погиб он не в бою и не от болезни, а от рук собственных друзей-заговорщиков. Как пишет Светоний, «когда он увидел, что со всех сторон на него направлены обнаженные кинжалы, накинул на голову тогу и левой рукой распустил ее складки ниже колен, чтобы пристойнее упасть укрытым до пят; и так был поражен двадцатью тремя ударами, только при первом испустив не крик даже, а стон. Хотя некоторые и передают, что бросившемуся на него Марку Бруту он сказал: „И ты, дитя моё!“. Из его убийц почти никто не прожил после этого больше трех лет, и никто не умер своей смертью. Все они погибли по-разному: кто в кораблекрушении, кто в битве. А некоторые поразили сами себя теми же кинжалами, которыми они убивали Цезаря».