Наталья Князева - Исповедь детдомовки

А бабушка продолжала искупать свои грехи разными способами. «Андрюша, не надо служить, там будут обижать», – говорила она и отмазала его от армии, купив военный билет. Не доучился? Бог с ним. Оплачивала даже экзамены, чтобы он получил диплом учителя математики. Не подумайте, он был не глуп, у него был математический склад ума, он умел все грамотно рассчитывать, и его тяга к программированию проявилась еще в детстве, но вырос к сожалению озлобленным мальчиком. Бабушка до сих пор себя корит за то, что не была с ним строга и исполняла каждый его каприз. Но что сделано, того не вернешь. Время не повернуть вспять…

Флешбек тоже жизнь…

Вернемся в прошлое. Детский сад. Помню его фрагментами. Я не знаю, кем по образованию была Анна, но каким-то чудесным образом она устроилась работать в садик помощницей поварихи.

Утро начиналось с того, что она с железными бидонами шла в магазин, набирала молоко, и мы шли в сад. Если мне не изменяет память, проработала она там недолго. Ее уволили за пьянство и опоздания на работу. С этого момента моя жизнь поменялась. Я часто оставалась в садике последним ребенком, потому что за мной не хотели приходить или… просто забывали о моем существовании. Пару раз мой брат пытался меня забрать, но ему не отдавали меня, потому что он был слишком мал. Я не раз ночевала с охранницей в садике, которая делилась со мной своим ужином, ночевала у воспитательницы дома или у соседей. Сейчас вы подумаете, как такое возможно? Поверьте, тогда раньше мало занимались неблагополучными семьями.

В детском саду я была проблемным ребенком: нервная, крикливая. Чаще всего забивалась в угол и молчала весь день. Играя с детьми, могла навредить себе или другим. К примеру: играя в догонялки, вписалась челюстью в угол детского стола так, что вывихнула зуб, и его пришлось удалять. Последствия: во взрослой жизни была искривлена челюсть полностью. Года в четыре меня повели в парикмахерскую прокалывать уши. Анна тогда заплатила пятьдесят рублей за это, а бабушка подарила мне золотые серьги в виде розочек. Что я сделала первым делом, когда пришла в садик? Правильно, начала хвастаться. Одному мальчику, видимо, это не очень понравилось, и в знак протеста он дернул меня за сережку так, что надорвал мне ухо. Крови было много, и день закончился в приемном покое. Дома Анна сидя на кухне покуривая сигарету, обмусоливала эту ситуацию со своей подругой:

– Надо было этого мальчика укусить.

– Ань, ну, не лучший совет ты даешь ребенку.

– Да она все равно тупая, не поймет.

Я Анну все-таки послушала и на следующий день в садике прокусила обидчику ногу до крови. Потом мальчика в другой сад перевели. От меня, наверное, подальше.

Вообще о моем состоянии здоровья особо не беспокоились. Привести меня в сад с высокой температурой было нормой. Однажды к тихому часу я стала плохо соображала, жаловалась на сильную головную боль. Воспитатель вызвала скорую и оповестила родителей. По приезду фельдшер осмотрела меня и сделала укол. Она была еще тем «подарком жизни», сделав мне укол так, что впоследствии развился абсцесс.

Судя по медицинской карте, первую операцию мне сделали в шесть лет. В тот день Анна тащила меня в сад, а я в очередной раз жаловалась на свое состояние здоровья.

– Заткнись, тварь, опять придумываешь, – сквозь зубы отвечала она на мою мольбу.

– Мам, мне сидеть больно, честно.– плача говорила я

Она положила меня на стул и, оголив мою пятую точку, только замахнулась рукой, чтобы всыпать мне по попе, но обомлела от увиденного. На моей ягодице зиял огромный абсцесс черного цвета. Вместо детского сада она в срочном порядке повезла меня в больницу, где ей огласили вердикт:

– Срочно оперировать.

Помню, что после слов врача она так плакала, обнимала меня, целовала… В тот момент я почувствовала себя счастливым ребенком. Ведь она делала, то что я так от нее хотела. Проявление любви.

Меня забрали в палату и стали готовить к операции.

– Раздевайтесь, – сказал врач.

Я стояла, краснела и не хотела этого делать при чужом дяде. Врач понял мое смущение, поэтому позвали медсестру. Она помогла мне раздеться, надела на меня огромный хлопковый халат и носки на подвязках. Выглядела я мягко говоря придурковато. Меня провели в операционную, медсестра помогла мне лечь животом на стол, в операционную стали заходить врачи.

– Холодно, – тихо пожаловалась я.

– Потерпи чуток, – успокаивала медсестра.

Врачи стали привязывать мне руки, и я начала вырываться и плакать.

– Не беспокойся, так надо, – гладя меня по голове, говорила медсестра.

– Зачем? – испуганно спросила я сквозь слезы.

– Чтобы ты не дергалась во сне, – тихим голосом продолжала она.

Мне поставили капельницу и попросили подсчитать до десяти. Один. Два. Три. Четыре. Я уснула. Даже помню, что мне снились. Будто я сижу дома перед телевизором и смотрю любимый мультик «Симпсоны», а вся больница – страшный сон.

Очнулась я от наркоза в палате под тремя одеялами, меня жутко трясло то ли от холода, то ли от наркоза, жутко болело горло. Позже узнала, что это была трубка для вентиляции легких.

К вечеру ко мне пришла Анна, подписала бумаги и забрала меня домой. Почему так сделала? Не знаю, но явно не из-за материнских чувств ко мне, возможно, боялась, что я пожалуюсь медперсоналу на нашу семью и у нее будут проблемы. Дома на меня забили болт, за раной никто не ухаживала, поэтому благодаря «любви» Анны у меня на память остался офигительный рубец на ягодице.

По мимо «любви» ко мне, Анна с Андреем часто проявляли ее друг на друге. Не стесняясь меня и брата, они ругались, громили квартиру или уничтожали друг друга. Так как брат был по старше и мозговитее, он сбегал из дома, оставляя меня одну. А мне в свою очередь попадало во время их разборок. Все, что оказывалось у Анны под рукой, летело в Андрея: будь то чугунная сковородка или старинная икона с металлическим подрамником. Когда я понимала, что накал ругани дошел до предела, я взбиралась на верх шкафа и начинала громко плакать. Анну это раздражало: