Сергей Салтыков - Три родины

Потом была служебная квартира по улице Горького, освобожденная получившим собственное жилье участковым Резо Акакиевичем Вачария. Улучшением жилищных условий очередной переезд назвать было трудно – отдельные новые плюсы в нем с лихвой перекрывались не меньшим количеством минусов. Более современная пятиэтажка располагалась чуть ли не в элитарной части города, но добираться до райотдела, в котором я уже занимал должность начальника розыска, было немного дальше. Больше всего неудобств доставляла мизерная площадь жилой комнаты – на 12 квадратных метрах нам приходилось ютиться уже вчетвером. Вскакивая ночью с постели на плач меньшей Надюшки, жена постоянно ударялась в узком проходе об углы мебели. Ее колени и бедра постоянно украшали заметные синяки и ссадины. Эта квартира запомнилась мне еще одним трагикомичным случаем. В очередной отъезд жены и детей к теще, когда, оставшись один, я заснул беспробудным сном, мне в ухо влез рыжий домашний таракан. Добравшись по слуховому проходу до барабанной перепонки, он начал царапать нежную и сверхчувствительную преграду всеми своими многочисленными конечностями. Я проснулся среди ночи от кошмарного шума и взрывной боли в голове. Только мое медицинское прошлое позволило мне, мгновенно сориентировавшись в ситуации, вызвать Скорую помощь и устранить проблему до развития болевого шока.

Собственную трехкомнатную квартиру государство, в лице родной милиции, предоставило мне на седьмом году службы и на тринадцатом году скитаний по любимому городу. И здесь не обошлось без определенных эксцессов. Сообщение руководства райотдела и УВД о том, что квартира выделяется мне индивидуальным целевым образом по линии службы Угро, проигнорировал другой претендент. Стоящий первым в длинной очереди, в которой я болтался где-то в необозримом хвосте, замначальника ГАИ, уперся и продемонстрировал отчаянный, но законный, протест. Я понимал, что для ветерана предпенсионного возраста, ждавшего более 15 лет улучшения жилищных условий, это был последний шанс. Не препятствовал ему, и был уже готов уступить свалившееся на меня счастье. Ситуацию спасла, невиданная прежде в вопросах распределения жилья, принципиальность и настойчивость руководства. Замначальника областного УВД генерал Поляк и начальник РОВД полковник Вельможко, совершив невозможное, вырвали у администрации города вторую, в течение месяца, трехкомнатную квартиру для одного и того же органа внутренних дел. Мне даже предоставили право выбора между ними. Обе сдавались в одном и том же новом микрорайоне, но в разных домах и в разное время. С учетом двух малолетних дочек, ориентируясь на предполагаемую этажность, я выбрал вторую, сдающуюся несколько позже. Можно представить наше с женой состояние, когда примерно за два месяца до обещанного вселения, имея на руках все необходимые документы, мы около часа под осенним дождем разыскивали необходимый адрес. Строительные адреса не соответствовали почтовым. Мокрые и озябшие, мы молча стояли перед глубоким бесформенным котлованом в намытом острове песка. Дом еще не начинали строить. Я подумал, что мы ошиблись, вычисляя его по строительным номерам. Перепроверили – все правильно! Жена заметно расстроилась, перестав замечать, что мокнет и мерзнет под дождем, пыталась расспрашивать монтажников на соседних стройплощадках. К моему удивлению, они успокоили ее, категорично подтвердив плановые сроки сдачи и ввода объекта в эксплуатацию. Авральное чудо под названием «конец года» реанимировало, чуть было не умершую, надежду. Ключи от первой собственной квартиры я получил за день до наступления Нового 1990 года.

В этой квартире я прожил ровно столько же, сколько и в родительском доме в Донбассе. Стала ли она отчим домом для моих дочерей – мне трудно судить. У них сформировался свой, особенный взгляд и на семейный, и на жилищный вопрос. Старшая, к семнадцати годам, в ультимативной форме поставила нам с женой неожиданное условие. Она обещала учитывать в своей будущей жизни наши родительские наставления и пожелания только в случае переселения ее в собственную отдельную квартиру. Впрочем, неожиданность и затратность ультиматума касалось в основном меня. Я, следуя общепринятым русским традициям, считал, что успешное замужество, в первую очередь, определяется личными качествами невесты, а потом уже – общим статусом родительской семьи. Но никак не количеством и качеством приданого. Жена, руководствуясь украинскими ментальными и культурно-историческими особенностями, была уверена в том, что дочери к моменту замужества, обязательно должны иметь собственное жилье. Уступив женскому большинству, купил Катерине однокомнатную квартиру в многоэтажке, расположенной недалеко от нашего дома. Больше всего я переживал, что дочь пойдет по стопам отца, и превратит собственное жилье в многопрофильный молодежный клуб по интересам. На этом женские прихоти не закончились. Через пару лет, накануне свадьбы, уже самостоятельно, они с женой обменяли ее на двухкомнатную в другом микрорайоне. Притащив меня, после долгих уговоров посмотреть новое приобретение, они приготовили мне еще один, тщательно скрываемый сюрприз. Убедившись, что я остался доволен их выбором, они, как бы ненароком, предложили мне посмотреть свободную квартиру напротив. Площадью в 100 квадратных метров, оригинальной планировки с огромным залом и тремя большими балконами. Пустая, от того казавшаяся намного просторнее любой стандартной трехкомнатной, квартира, конечно же, впечатляла. Когда в три голоса зазвучали фантазии о том, что если закрыть перегородкой вход на площадку, две расположенные напротив квартиры можно считать одним жилищем, я понял их коварный замысел. Тут же последовало, уже конкретное предложение остальным членам семьи переселиться поближе к Кате и жить двумя дружными семьями – соседями. А если потом решить вопрос с расположенной в торце площадки однокомнатной – идеальное семейное гнездышко появится и у меньшей Надежды. Отделенная площадка на этаже станет простым коридором в общем трехквартирном жилище. Поняв, что мне их не остановить и не переубедить, я пообещал подумать. Долгожданная идиллия, как и Катин брак, продолжалась недолго. Уже через три года они с женой, в очередной раз, занимались традиционной забавой-обустройством нового жилья. Теперь уже в Киеве. Старшая дочь решила покорять столицу. Верная своим привычкам, младшая Надежда все это время жила, пусть и в отдельной комнате, но в пределах родительской квартиры.

Теперь я беспощадно распекал себя злой иронией и малоприятным сарказмом: «Дожились! Имея столько комфортного жилья, семья рассыпалась на отдельных БОМЖей и бродяг! Все – в разных местах, все по отдельности снимают чужие углы!». Я допускал в решении жены и существенный материальный фактор, вместе с тем был уверен, что выигрывая в малом, она теряла в большом. Детей она лишала, так необходимого в любом возрасте, ощущения отчего дома. Меня – надежды и возможности возвращаться к семейному очагу. Теперь, даже открыв границу и разрешив въезд, Украина не сможет восстановить эти значимые для меня понятия. Встречаться с женой и детьми на улице, в гостинице или у родственников, было ниже моего достоинства. Аргументы, что это временная мера, что ранее было достигнуто согласие всех заинтересованных сторон на ее продажу, не влияли на общее состояние и не утешали. Теперь, это были уже частности. Вместе с ее бегством в Чернигов, а не в Нижний Новгород, сдвинулось с места, развернулось и, стремительно уменьшаясь, удалялось от меня, в другую сторону, что-то большое и значимое, сохранявшее все эти годы семью семьей и дававшее надежду на совместное будущее.