Иван Канина - Физкультура и литература

Собираясь на пробежку, я на всякий случай взял с собой печенье. Оно немного раскрошились в кармане, но, ничего, сойдет и такое. Мы подошли к дому, огляделись. Никого. Я залез под дом. Солнце светило ярко, но под домом царят вечные сумерки. Серые сваи, мусор, запах мочи. Я знал куда двигаться, бочка должна быть поблизости. Я позвал Коляна. В ответ раздался тихий стон. Он то ли скулил, то ли хныкал. Я подошел ближе и увидел лежавшее на боку тело. Глаза были полуприкрыты. Лицо бледное и изможденное. Руки обнимали бочку. Первым желанием было – вытащить его оттуда. Но я остановил себя. Парень он сильный, а наркотическое состояние, в котором он пребывал, делало его опасным. Мало ли что взбредет ему в голову? Как завещал Х.С. Томпсон 4 4 Хантер Стоктон Томпсон – американский писетель, журналист, основатель гонзо-журналистики : «Можно повернуться спиной к человеку, но никогда не поворачивайся спиной к наркотику. Особенно, когда наркотик в человеке». А подставлять свою незащищенную шею и подавно. Поэтому я еще раз позвал его по имени. И услышал в ответ то же самое мычанье. Доброта и трусость боролись во мне. И слабая трусость победила чистосердечную доброту. Я кинул печенье рядом с его головой и опрометью бросился обратно, к солнцу. Игорь ждал меня снаружи. Он не собирался связываться с этим дурно пахнущим делом. Ему было плевать. Я тогда еще считал, что людям надо помогать. И страдал из-за этого. Но каким бы добрым я не был, инстинкт самосохранения всегда побеждал.

В памяти всплывает еще одна история, когда я пытался стать хорошим человеком.

На футбольном поле появился новенький парень. Он был маленького роста, сбитый и крепкий как пень. Звали его – Андрей. Самым замечательны в нем было лицо. Уродливое и морщинистое, как у лепрекона. Густые черные брови, карие глаза, грубые скулы, крупный нос. Он был смуглым и кривоногим. С первого взгляда было сложно понять, что с ним не так. Кроме того, что он карлик. Вроде есть скорость, реакция, сила и координация, вот только мяч почему-то всегда летел не туда, куда надо. Обычно новеньких всегда ставили на ворота. Но Андрей даже с этим не мог справиться. Все его передачи и удары били мимо цели. Мяч постоянно вылетал за пределы поля. Вместо того, чтобы выпнуть мяч на чужую половину, Андрей пинает его прямо в ноги сопернику, и тот забивает гол. Поэтому его стали называть: «Косым», «Корявым», «Кривоногим».

Через некоторое время мы поняли причину его неточностей. Кеды на его уродливых ногах были на три размера больше необходимого, видимо, мама купила на вырост. Было достаточно одного взгляда, чтобы понять, что ни о каком «выросте» и речи не может идти. Этому пню никогда не вырасти и не стать дубом, тополем или хотя бы шиповником. Мать на что-то надеялась, но ребята не оставили ему никакого шанса. С тех пор они называли его – "Бичёнком".

Позже, когда кеды пришли в полную негодность, мама купила ему обувь по размеру. Но было уже поздно. Кличка приклеилась. Он смирился и перестал обижаться. Сам я называл его «Мужичком». Остальные ребята, из-за моего особенного отношения, стали меня недолюбливать. Якобы я считал себя лучше других. Никому такие не нравятся. Правильно говорят, что благими намерениями дорога в зад выстлана. Андрей, чувствуя общее настроение по отношению ко мне, стал дерзить и нарываться. Он знал, что если я залуплюсь, то за него вступятся остальные. Наверное, он хотел перекинуть стрелки и сделать меня козлом отпущения. Но ни черта у этого уродца не вышло. Я использовал принцип «не можешь победить, возглавь» и стал называть не просто "Бичёнком», а самой настоящей «Бичихой». После этого от меня отстали. Как говорится: «не делай добра – не получишь зла».

Мы оставили Коляна гнить возле бочки. Никто не имел права лишать его этого удовольствия. Жизнь была и так не сладкой. Каждый облагораживал ее как мог. Кому-то достаточно было никотина, другому алкоголя, кто-то курил травку, а он нюхал бочку. У каждого есть право на выбор. Жалость унижает человека. Никто не придается ей больше нескольких минут, и этого вполне достаточно. Выбравшись из-под дома, и оставив надежду там, я почувствовал себя освободившимся. Я сделал всё, что мог. И был горд собой. Теперь Колян не умрет с голода.

Мы направились к подружкам, которых накануне предупредили о возможности утреннего визита. Они, конечно, посчитали это шуткой. Но мы не шутили. Крадучись мы поднялись на седьмой этаж. Мы старались не шуметь. Как будто шли на дело. Добрались до квартиры. Приникли к двери, прислушались. Тишина. Мы тихонько постучали, думая, что нас ожидают. Тишина. Постучали еще раз. Три раза. Четыре. Условный сигнал. Хоть ни о каком условном сигнале и не договаривались.

Стук в дверь становился оглушительным. Боясь перепугать соседей, мы остановились. Перевели дыхание. Вот сучки. Мы твердо знали, что они дома. Тверже была лишь наша глупость. Поэтому мы продолжили бомбардировку двери. Мы бы звонили в звонок, если бы он был. Через пять минут ожесточенного боя с дверью, мы услышали заспанный голос: «Кто там?». Точней это был не голос, а слипшийся, задеревенелый хрип. Трудно было понять, принадлежит ли он двенадцатилетней девочке или же сорокалетнему мужику. Мы испугались и начали пятиться к лестнице. Но в итоге интерес пересилил страх. Я сказал: "Это мы". После этого, как тряпье на вешалке, повисла тишина. Через минуту, длившуюся не вечность, а ровно шестьдесят секунд, замки стали открываться. Через щель, высунулось лицо одной из сестер. Было сложно понять, старшая это или младшая. На самом деле они были похожи, как мухомор и обабок. Два симпатичных грибочка. В один из которых, как я позже узнаю, был влюблен Игорь. Но совсем с другим грибочком, намного позже, у него завяжутся отношения.

Дверь отворила старшая из сестер. За ней, виднелась башка ее подружки, которая была моей соседкой по подъезду. Что-то она не по-соседски рада меня видеть. Мешки под полуприкрытыми глазами и запах тлена изо рта. Разве так встречают гостей? Кажется, наше появление не понравилось им больше, чем нам их внешний вид. Хочешь узнать, как женщина выглядит по-настоящему: разбуди ее в шесть утра. А вообще лучше не видеть женщину до начала рабочего дня.

Девчонки отказались нас впускать уже не впервые. В прошлый раз они отмазались, сказали, что папа дома: «Потише, пожалуйста, он отдыхает». Они рассчитывали на то, что я поверю и не стану пытаться прорваться через баррикаду. А вдруг отец и вправду спит на обоссаном диване? А я, как герой, врываюсь в его тесный уютный мирок и разрушаю его. За такое он запросто мог избить меня. А рисковать я не люблю. Тем более своей головой. И девчонки знали об этом. Хитрые вредные маленькие сучки. Они попытались захлопнуть дверь прямо перед моим носом. Но я оказался проворней. Сомнения вызывают жажду деятельности. А в данный момент я очень сомневался. Во-первых, в их честности, а во-вторых, в своей добропорядочности. Почему мне так хотелось попасть к ним в квартиру? Не знаю. У меня тоже квартира есть. Получше их. С двумя зассанными диванами. Как будто я ни разу не бывал в гостях. Бывал, конечно, но не в этом дело. А в том, что запретный или запертый плод сладок. Она ограничивала мою волю. И поэтому мне необходимо было попасть внутрь. Я, как Адам, которому сказали "нельзя". Моя нога сама просунулась в проем между квартирой и дверью: «Не так быстро, крошка». Она уставилась на меня своими, и без того, огромными голубыми глазищами: «Какого черта, тебе надо? Папа сейчас проснется и устроит тебе. А ну убери ногу, кому сказала! ». Я струхнул и собрался выполнить ее требование, как вдруг услышал звуки пианино. Это было похоже на "Лунную сонату" Людвига Амадея Брамса. "А это еще что за дерьмо? » – поинтересовался я. «Папа проснулся. Он после сна любит поиграть на пианино», – сказала она самоуверенным голосом, и ни один, даже самый малюсенький мускул не дрогнул на ее милом личике. Лицемерная сучка. Я убрал ногу и поторопился убраться подальше, вдруг ее папа после игры на пианино любит выходить в коридор и избивать подростков. Только через несколько секунд, оказавшись на безопасном расстоянии, я понял, что меня обманули. Обставили. Обвели вокруг пианино. Выставили дураком. Ярость хлынула по венам. Тело бросилось назад. Но дверь мне больше не открыли. Я угрожал, молил, просил, требовал, но в ответ слышал лишь беспрерывный хохот. Я решился на отчаянные меры – попросил воды. Это безотказное средство. Когда ты хочешь увидеть девчонку, но не знаешь, как обосновать свой приход, попроси воды. Словно ты ползешь из какой-нибудь Гоби или Сахары, а ее квартира – это прекрасный оазис. Вроде бы ничего такого, а кажется, будто тебя поят водой любви. Да не оскудеет рука дающего. Да не пересохнет его водопровод. Потом у тебя забирают кружку и закрывают дверь. Но ты уже счастлив, любовь, волнами кипяченой воды, захлестывая бабочек, плещется в твоем животе. Существует вероятность, что тебе дадут литровую банку воды из-под крана. И сразу закроют дверь. Не дожидаясь, когда ты напьешься. Такая вода ничем, кроме хлорки, не пахнет. Ни капли любви в ней нет. Потом еще и с банкой надо что-то делать. И ходишь с ней в руках, как дурак с пакетом на голове. Разбить банку рука не поднимается. Все-таки ты не свинья. Домой принесешь, а мама опять обругает: "Опять, дурак, банку домой принес?! Где ты их только берешь? Никогда мы не занимались закатками и вот опять. Этих банок уже хватит для того, чтобы расчленить тебя, и всего по кусочкам в них запихать, залить спиртом и расставить по полочкам. Пусть глаз радуют. Все бы хорошо, да только отец спирта не даст, вон, он уже весь фиолетовый сидит на кухне, дай ему банку, может сблюет в нее, а не на пол. А то опять полы мыть. Надоело».