Кирилл Финкельштейн - В чужом теле. Тайна жизни Николая де Райлана

История с письмом Мак-Кинли, по словам Таннера, также оказалась весьма прозаической. В составе чикагских «черных гусар» Райлан участвовал в эскорте президента во время его последнего посещения города. Хотя Николай был опытным наездником, испуганная кем-то или чем-то лошадь выбила его из седла, и на глазах у Мак-Кинли он упал на землю, сильно поранившись. Президент приказал остановить свой экипаж и участливо спросил, насколько тяжело травмирован всадник. По возвращении в гостиницу он написал незадачливому гусару письмо, в котором выражал сожаление и сочувствие, а вовсе не благодарность за участие в войне. Таннер также сказал, что не знает, откуда у Райлана появились медали за войну с Испанией, – возможно, он приобрел их у участников сражений.

Все эти объяснения выглядели весьма правдоподобными, но каким образом Таннер оказался в Фениксе в то время, когда там умирал его бывший друг, репортеры выяснить не смогли. Да и личность самого Чарльза Таннера оказалась весьма загадочной. Так чикагский консул барон Альберт Шлиппенбах через несколько месяцев после смерти Райлана рассказал корреспондентам, что хорошо знал Чарльза Таннера как Карла Неймана – сына известного адвоката из Митавы (ныне Елгава, Латвия). Барон сам был уроженцем этого города Курляндской губернии России, поэтому в справедливости его слов сомневаться не приходилось. Он не слышал о Карле со времен испанской войны до тех пор, пока не получил от него телеграмму в связи со смертью Райлана. В то время как Таннер, или Нейман, был в Финиксе, он переписывался с бароном на тему смерти его бывшего друга, но впоследствии исчез из поля зрения консула.

На следующий день после кончины Райлана по поручению окружного прокурора в Фениксе началось официальное следствие. Врачи Бизелл и Палмер произвели вскрытие тела, которое показало, что смерть наступила в результате туберкулеза легких, а умершая была полноценной женщиной, притом девственницей. Осмотревшие перед этим останки Райлана понятые и следователь Бюрнет выпустили официальный вердикт следующего содержания: «Мы, понятые, нашли что человек, живший здесь с 4 ноября под именем Николай де Райлан как мужчина, в действительности был женщиной, и тело, осмотренное в морге, принадлежит той же персоне. Смерть наступила в результате туберкулеза».

Здесь следует упомянуть об интригующем открытии, которое сделал Дрисколл, когда собирался забальзамировать тело. Американская пресса о нем стыдливо умалчивала, лишь в одной из статей аризонской газеты говорилось, что под одеждой мужчины Райлан успешно скрывала тело женщины, а её «маскарад касался самой ненужной и лишней детали». Этой «деталью» был искусственный мужской детородный орган, сделанный из продолговатого замшевого мешочка, набитого гусиным пухом, который был прикреплен к специальному ремешку, опоясывавшему талию Райлана. Возможно, Дрисколл специально не говорил об этом открытии журналистам, чтобы не вызвать нездоровый ажиотаж, но поведал о нем врачам, производившим вскрытие. Врачи не стали делать из этого тайны от коллег, и в большинстве медицинских статей по вопросам пола, где упоминается «случай де Райлана» (начиная с 1907 года), говорится об искусно сделанном «замшевом органе».

Двадцать первого декабря 1906 года в рамках проводившегося следствия был произведен осмотр вещей умершей женщины-мужчины в присутствии понятых, следователя, Дрисколла, доктора Роу и примкнувшего к ним Таннера. Последний был приглашен не только как друг покойного, но и как знающий русский язык, поскольку следствие надеялось, что документы и письма Райлана смогут приоткрыть завесу тайны, которая взволновала всю страну. Перед тем как подняться в номер, Дрисколл показал Таннеру нательный крест, снятый с умершей. Оказалось, что на нем славянской вязью было выгравировано имя «Николай». Таннер сказал, что этот же православный крест был на его друге в то время, когда они вместе снимали квартиру в Чикаго. Вероятно, Николай носил его еще в России. Чарльз также вспомнил, что Райлан никогда не расставался с недорогими наручными часами, на обратной стороне которых была выгравирована изящная монограмма «de R». После того как именно такие часы были найдены на прикроватной тумбочке в номере Николая, следствие и газетные репортеры стали относиться к словам Таннера с большим доверием. Несомненно, он хорошо знал Райлана.

Кроме часов в тумбочке лежало: пара книг, фотоальбом, восковой слепок руки совершенной формы и небольшая шкатулка, в которой хранились два кольца с бриллиантами, наличность на сумму 180 долларов, а также несколько золотых цепочек и другие ювелирные изделия. Найденная в шкафу верхняя одежда де Райлана была типичной для джентльмена – простой, но выбранной со вкусом, из дорогих добротных материалов. Однако его элегантные банные халаты и нижнее белье говорили, скорее, о пристрастиях женщины.

Пролистав найденную в тумбочке книгу в сафьяновом переплете, следователь Бюрнет обнаружил там написанное по-русски письмо, которое чрезвычайно заинтересовало Таннера. Оказалось, что это было письмо от главного редактора Санкт-Петербургской газеты «Новое Время» А. С. Суворина к российскому комиссару на всемирной выставке в Чикаго Константину Константиновичу Ракуса-Сущевскому, в котором он просил того быть на выставке представителем самой известной в России газеты. Таннер рассказал, что во время выставки Райлан был секретарем Ракуса-Сущевского, тесно сошелся ним, они вместе снимали квартиру. Возможно, Сущевский случайно или намеренно оставил письмо, когда возвращался в Россию, и Райлан сохранил его как память о выдающемся друге, который, по словам Таннера, был известным государственным деятелем и в течение многих лет был близок к царю. (После того как эти свидетельства Таннера были опубликованы в газете, журналисты предположили, что, возможно, де Райлан и Ракуса-Сущевский – одно и то же лицо).

Наибольший интерес «поисковой бригады» вызвал большой расписной ларец в русском стиле, обнаруженный в одном из чемоданов Райлана. Ларец оказался заперт на ключ, который, впрочем, вскоре нашелся. Но когда ключ в замке повернули, ларец не открылся, он оказался с секретом. К «силовому» вскрытию ларца вернулись через несколько дней после похорон Николая, когда Таннер уже уехал из Феникса, а по решению местного суда по наследствам право временного распоряжения собственностью Райлана было предоставлено владельцу похоронного бюро Дрисколлу. Последний высказал предположение, что в ларце может находиться бомба, – мало ли что можно ожидать от этих русских: ведь сведения о терроре и бомбистах в России стали достоянием и американской прессы. Он предложил установить ларец в безлюдном месте и с безопасного расстояния выстрелом из пистолета открыть крышку. Но следователь Бюрнет оказался не робкого десятка и решил вскрыть расписной ящик с помощью молотка и стамески. Остальные участники «вскрытия» благоразумно спрятались под лестницей, и когда следователь уже примерялся, где лучше нанести первый удар, он обнаружил рядом с ручкой ларца еле приметный потайной деревянный винт, замаскированный в резном украшении. После того как он ослабил винт – крышка ларца открылась…