Александр Соколов - Нерусские русские. История служения России. Иноземные представители семьи Романовых

Самый именитый историк сталинского времени Е.В. Тарле определил количество убитых в четыре тысячи. Возможно, данное число завышено, однако сам факт столь жестокой расправы, с одной стороны, лег кровавым пятном на репутацию шведской армии, а с другой – характеризует отношение позиционирующих себя в качестве «цивилизованных» европейских народов к «русским варварам» [25] Беспалов А.В. Русский вспомогательный корпус на службе Саксонии в эпоху Великой Северной войны // Северная Европа: проблемы истории. Вып. 5. М., 2005. С. 234–249. .

Весьма характерным можно признать и отношение «саксонцев», которые, кажется, считали себя совершенно свободными от каких-либо моральных обязательств перед союзниками. Тональность здесь задавал сам Август Сильный, чей цинизм еще с большей наглядностью был продемонстрирован в следующем крупном сражении – битве при Калише (18 (29) октября 1706 г.).

Вместо разбитого вспомогательного корпуса Петр I прислал корпус А.Д. Меншикова, не зная, что его союзник уже заключил сепаратный мир со шведами. Царский любимец настоял, чтобы саксонцы помогли ему напасть на части генерала Мардерфельда (7 тыс. шведов и 20 тыс. поляков). Август II не рискнул отказаться.

Войско Меншикова (17 тыс. русских и 15 тыс. саксонцев) успешно атаковало и захватило лагерь противника. Только в плен попало 1,8 тысячи шведов, в том числе и сам Мардерфельд. Потери русских составили около 400 человек убитыми и ранеными. В письме царю Меншиков делился радостью: «…такая была баталия, что радостно было смотреть, как с обоих сторон регулярно бились, и зело чудесно видеть, как все поле устлано мертвыми телами» [26] Цит. по: Александр Данилович Меншиков // Градоначальники. Санкт-Петербург – Петроград – Ленинград – Санкт-Петербург. СПб., 2003. С. 54. .

Август Сильный, отделившись от Меншикова, вернул шведскому королю с извинениями всех пленников, а русскому корпусу пришлось срочно отходить в Белоруссию. И в завершение всего курфюрст выдал Карлу XII специального представителя царя и бывшего шведского подданного Иоганна Рейнгольда Паткуля, который как государственный изменник был предан мучительной казни – колесованию.

Однако все эти подлости и предательства, которые Петр I претерпел от Августа Сильного, по большому счету компенсированы выигрышем во времени. Боевые действия в Саксонии и Польше потребовали от России значительных человеческих и финансовых жертв, однако, начнись вражеское вторжение не в 1708 году, а двумя-тремя-четырьмя годами ранее, исход его мог бы оказаться трагическим для России. И разумеется, количество жертв оказалось бы большим; ведь каждый выигранный перед решающей схваткой год позволял набрать дополнительные обороты создающейся русской промышленности, позволял ввести в строй новые корабли, давал сухопутным войскам дополнительную возможность «потренироваться» на сильном, но не слишком многочисленном противнике, в условиях, когда даже поражение не грозило катастрофическими последствиями.

Победа при Полтаве в 1709 году волшебным образом изменила и положение России, и отношение к ней со стороны европейских соперников и партнеров. Разгромленные и заключившие сепаратные миры со Швецией Фредерик IV и Август Сильный снова бросили вызов Карлу XII.

Впечатление от исхода битвы было столь оглушительным, что даже проигранная Петром война с турками (1711 г.) почти не поколебала резко возросший авторитет русского монарха.

Неудача в Прутском походе – следствие плохой подготовки, которая, в свою очередь, объяснялась стремлением царя к развитию успехов. Понесенное поражение стало для него своего рода охлаждающим душем, и в дальнейшем в своих внешнеполитических и военных акциях Петр действовал с гораздо большей осторожностью.

К счастью, в своей осторожности царь не ударился в противоположную крайность. Едва восстановив армию после Прутского похода, он тут же развернул наступательные кампании в Карело-Финском регионе и в Померании. При этом в Германии в 1713 году Петр лично руководил боевыми действиями, понимая, что разворачивающиеся события заметно влияют на расстановку сил в масштабах Европы.

По ходу Померанской кампании русская армия познакомилась с северогерманским театром боевых действий, а в плане дипломатическом Россия не только обзавелась новым партнером в лице Пруссии, но и основательно погрузилась в дела раздробленной на множество мелких государств Священной Римской империи.

Борьба за преобладание в германских землях традиционно велась между великими державами Европы, пытавшимися даже не столько установить свою гегемонию, сколько испортить жизнь Габсбургам, традиционно восседавшим на имперском престоле.

Россия, ставшая серьезным игроком в Северной Германии, связанная союзами с двумя другими влиятельными игроками – датским королем и саксонским курфюрстом, – тоже получала дополнительный рычаг влияния на Вену и даже педалировала свои возможности, заигрывая, например, с лидером антиавстрийского восстания в Венгрии Ференцем II Ракоци [27] Корзун С.Г. Представитель Петра I в Вене Генрих фон Гюйссен и Освободительная борьба под предводительством Ференца II Ракоци// Освободительная война 1703–1711 гг. в Венгрии. СПб., 2003. C. 65–75. .

Завершение войны за испанское наследство (1701–1714 гг.) не слишком изменило ситуацию. С одной стороны, Россия стала полноценным участником европейского «концерта» великих держав, с другой – сложная дипломатическая игра, основанная на выстраивании кратковременных альянсов, предполагала и решение стратегических задач, определяющих политику России в долговременной перспективе.

Но эти задачи еще следовало сформулировать, а вектора движения – нащупать. Конкретно в начале XVIII века альянс с Австрией выглядел особенно перспективно, поскольку речь шла именно о сильном соседе, не претендовавшем на вещи, принципиально важные для России.

Средством закрепления подобных альянсов всегда являлись междинастические браки, и к этой идее Петр I с удовольствием вернулся. Речь шла о том, чтобы женить своего сына и наследника царевича Алексея на одной из представительниц рода Габсбургов. И здесь самое время вглядеться в противоречивую натуру сына и антипода царя-реформатора, с которого чисто русская кровь Романовых начала разбавляться немецкой кровью…

Родился Алексей 18 (28) февраля 1690 года в подмосковном селе Преображенском, когда Петр еще состоял в браке с его матерью – представительницей старого боярского рода Лопухиных Евдокией Федоровной. Когда мальчику было восемь лет, родительницу постригли в монастырь, а Петр зажил холостяком, пустившись во все тяжкие, пока в 1712 году официально не узаконил свои отношения с «метрессой» Екатериной Скавронской – простой крестьянкой, попавшей в плен к русским в 1702 году при взятии Мариенбурга [28] Павленко Н.И. Екатерина I. М., 2010. С. 108–115. . Отсюда многие историки делают вывод, что Алексей не мог простить отцу расправы над матерью, что, впрочем, не находит никаких подтверждений. Во-первых, времени привязаться к ней у него в общем-то не было, поскольку до пяти лет он воспитывался бабушкой, а с восьми лет угодил под опеку тетушки Натальи Алексеевны, причем и та и другая никак не могли настраивать его против батюшки, а совсем напротив – были заинтересованы сглаживать все имевшиеся между ними шероховатости. И, видимо, им это удавалось. Во всяком случае, никто из иностранцев, бывавших в начале XVIII века в России, не отмечал, что сын недоволен отцовскими реформами и находится к ним в какой-то оппозиции. Грянувший в 1716 году скандал стал для европейцев полным сюрпризом.