Виктор Буганов - Пугачев

Войско Пугачева 13 июня вошло на Иргинский завод. Пугачев «того же часу приказал имеющуюся в действии домну остановить, которая и выдута». На следующий день повстанцы выпустили воду из пруда, сожгли лесопильную мельницу и ушли. Через день на Уинском заводе к ним присоединились 300 тулвинских башкир. Пугачев через Шермяитский завод направился на Тулву к Осе. При подходе к ней его войско насчитывало 9 тысяч человек. Сюда же шли отряды Салавата Юлаева, по пути овладевшего Бирском, Кузнецова и др.

Подошел Пугачев к Осе 18 июня. Яковлев и секунд-майор Скрипицын вывели свои силы из города и построили «фронтом перед Осой». Они открыли «жестокий огонь» по наступавшим пугачевцам. Но к ним начали перебегать крестьяне и мастеровые из яковлевского отряда. Пугачевцы им кричали:

— Бросайте ружья и падите вниз на землю!

Те так и делали — «ружья, луки и копья бросили и пали на землю всего человек до семидесяти. А как фронт отошел к городу, например, за сажен з двадцать, тогда их, лежащих…, взяли (пугачевцы. — В. Б. ) к себе и орудие все обрали и повели в свои лагери». Защитники города отступили. Пугачевцы тоже отошли.

После полудня, в четвертом часу, Пугачев возобновил атаку. «С великою своею суровостию» повстанцы «стремились о разбитии того деташемента». Но значительные потери, пожары в предместьях заставили их снова отступить.

На следующий день, 19 июня, под стенами крепости, как и утром предыдущего дня, велись переговоры. Повстанцы уговаривали защитников покориться «императору Петру III», перейти в его подданство. Но власти отказались. Сам Пугачев ездил на Каму смотреть места для переправы.

Ночью 20 июня Пугачев начал третью атаку около Осы, где опять построились ее защитники. Лавиной повстанцы налетали на них. Пугачев, ободряя своих, ездил в рядах атакующих. Бой был «прежестоким»: «…как скоро кто будет пострелен, 10 человек на ево место ту минуту поставлено будет». Рядом с русскими сражались башкиры; большая их часть билась «в латах холщевых, в 30 или 22 рядов сшито холста, пересыпав пеплом». Повстанцы подступили к крепостным стенам, но здесь их встретил сильный огонь из пушки. На близком расстоянии артиллерист, стреляя в плотные массы пугачевцев, наносил им большие потери. Они снова отхлынули назад.

Через три часа началась четвертая атака. На этот раз осаждавшие шли под прикрытием возов с сеном и соломой. Это посоветовал сделать Пугачеву Белобородое:

— Я взял так Уткинский завод.

19 и 20 июня представители восставших приходили к городу с «увещанием». Говорили, что их «государь» — подлинный император. Среди жителей, многие из которых побывали в лагере Пугачева, передавали ему данные о правительственных силах, их намерениях, произошел раскол: одни выступали за то, чтобы сдаться, другие — за продолжение борьбы. Ко всему прибавилось еще одно обстоятельство, весьма своеобразное и любопытное. Представители повстанцев, склоняя жителей к покорности «императору», предлагали им прислать своих людей и посмотреть его. В городе же проживал отставной гвардии сержант Петр Треногий, которому, по его словам, случалось во время службы видеть Петра III. Жители, посоветовавшись, 19 июня решили послать его, чтобы «посмотреть» императора. Об этом сказали Пугачеву, и он, по словам Творогова, «переодевшись в простое казацкое платье и поставя в ряд казаков человек с двадцать, стал сам между ними и приказал привести посланца из крепости». Треногин явился. Его поставили перед шеренгой казаков, и он смотрел на каждого. Наконец, подошел к Пугачеву, «уставил глаза свои на злодея и смотрел пристально». Это продолжалось довольно долго. Емельян взял инициативу на себя:

— Что, старик, узнаешь ли ты меня?

— Бог знает, как теперь узнаешь! В то время был ты помоложе и без бороды, а теперь в бороде и постарее.

— Смотри, дедушка, хорошенько; узнавай, коли помнишь.

Треногий еще и еще смотрел на него:

— Мне кажется, что вы походите на государя.

— Ну, так поди, дедушка, и скажи своим, чтобы не противились мне, а то ведь я всех вас предам смерти.

Сержант возвратился в Осу. Военный командир Скрипицын и воевода Пироговский спрашивали его:

— Ну как? Похож он на государя?

— Волосами и глазами как государь. А лицом несколько не походит. Однако действительно уверить не могу.

Поскольку «государь», как сообщил сержант, грозил всех истребить, если не сдадут город, майор Скрипицын предложил пойти на это:

— У нас не осталось ни пороху, ни ружейных патронов; не лучше ли сдаться без сопротивления, ибо нам против столь многочисленной толпы защищаться уже невозможно?

— Сдаваться злодеям, — не согласился Пироговский, — не видя от них еще серьезной опасности, нет никакой надобности!

Скрипицын предложил послать еще раз сержанта к «государю». Треногин поехал; опять произошли смотрины, и он «признал» его, поклонился «императору»:

— Теперь я узнаю, что ты подлинно наш надежа-государь.

— Ну, так уговори своих офицеров, чтобы не проливали напрасно крови и встретили бы меня с честью.

Треногий вернулся в город. Он кричал, вступая в крепость:

— Господа офицеры! Полно, не противьтесь! Он — подлинный наш государь Петр Федорович!

В городе продолжались совещания и разногласия.

Между тем 20 июня повстанцы под прикрытием возов стали приближаться к Осе. По ним начали стрелять. Но, испугавшись, что осаждавшие зажгут сено и солому, а это неизбежно вызвало бы пожар в городе, его защитники закричали:

— Не подвигайте возов близко! Дайте нам сроку до завтра посоветоваться, мы сдадимся без драки!

Пугачевцы остановились. Согласились подождать до утра следующего дня. В Осе некоторые офицеры надеялись, что к тому времени придет помощь — отряд полковника Панова. Но он не появлялся. Скрипицын приказал готовиться к сдаче. У Пугачева появился его парламентер:

— Не будешь ли его, майора, и команду казнить за чинимое до того договору сопротивление?

— Не только не казню его, но оставлю командовать своими. Но только с условием — чтобы при сдаче команда оставила свои ружья, пушки и, выйдя из крепости, в открытое поле, ожидала моего прибытия.

В тот же день вечером, получив донесение о согласии «государя», Скрипицын снял в городе все караулы, выпустил из-под стражи пленных повстанцев, а убитых в форштадте приказал похоронить. Утром следующего дня, 21 июня, все жители и войско во главе со Скрипицыным и Пироговским под колокольный звон вышли из ворот со знаменем, иконами, с хлебом-солью. Все солдаты были безоружны; они, «распустив волосы по плечам, — по словам Верхоланцева, — уныло шли к нам». Подъехал Пугачев, и все встали на колени. Скрипицын дал знак, и перед «государем» преклонили знамя.