Илья Амурский - Матрос Железняков

Но вскоре на группу, в которую входили 3 тысячи войск Киквидзе, 2 тысячи Украинской бригады Сиверса и около 2 тысяч дивизии Миронова, были брошены 32 тысячи казаков, возглавляемых генералом Фицхелауровым.

К 3 августа советские части под напором превосходящего по численности врага оказались оттесненными на линию Красный Яр — Елань — Поворино.

Стойко защищали Елань войска Киквидзе. Полки попеременно занимали окопы, держа круговую оборону. По балкам, руслам пересохших от необычайного зноя степных речушек ползком пробирались по ночам в Елань сотни бедняков и батраков, пополняя убыль в красноармейцах.

С группой смельчаков из старых опытных солдат Железняков много раз совершал ночные вылазки в тыл противника.

Киквидзе, сам безудержно смелый человек, иногда пробовал удерживать иной раз уж очень рисковавшего жизнью Анатолия, но тот только посмеивался: «Я беру пример с тебя, Васо…»

В конце августа левый фланг группы Киквидзе, переименованный в 16-ю дивизию, обнажился. Соседняя дивизия Миронова отступила.

Казаки взяли 16-ю дивизию в полукольцо. 1-й Рабоче-Крестьянский, 6-й Заамурский и Еланский полки стойко отбивали атаки, медленно отходя на новые позиции. Трое суток Железняков не сомкнул глаз.

1 сентября его вызвали в штаб дивизии. Уже в дверях, по расстроенному лицу Киквидзе Анатолий понял, что что-то случилось.

— Читай, — протянул Киквидзе вскрытый пакет.

Анатолий быстро пробежал глазами документ, в котором командующий вновь формируемой 9-й армией приказывал немедленно перебросить в распоряжение штаба армии Еланский полк.

— В такое время, когда дивизия еле держится?! — вспыхнул Железняков. Я не могу оставить…

— Приказ есть приказ, мой дорогой, — мягко сказал Киквидзе. — Я уже послал начальника штаба Медведовского в штаб армии. Пусть доложит обстановку, расскажет о положении в дивизии. Главная моя просьба — это оставить твой полк в моем распоряжении.

— Правильно, Васо. Там, в штабе, должны считаться с тобой, — сказал Железняков.

— Не знаю, не знаю, — задумчиво произнес Киквидзе. — Боюсь, что… И так меня ругали в штабе, что я тебя самовольно назначил командиром полка.

— Кто ругал? — вспыхнул Анатолий.

— Да есть такие там. Особенно трепался Носович… этот старорежимник. Он говорил, как мне передавали: «Что понимает, мол, матрос, в сухопутных делах?»

Не помогло обращение Киквидзе к штабу армии. Еланский полк был переведен на другой боевой участок, недалеко от 16-й дивизии.

Намного стало тяжелее полку после перевода. Не всегда удавалось держать связь со штабом армии, находившимся в стадии формирования. Радовало только то, что Киквидзе недалеко был и часто полк действовал согласованно с дивизией.

Наконец полк получил отдых на двое суток. Железняков волновался. Несмотря на многочисленные рапорты, посланные штабу армии, в полк не прислали походных кухонь. Бойцы питались кое-как.

— Еду в штаб, — заявил Анатолий комиссару полка Черкунову. — Думаю, что справлюсь за день. До каких пор так будет продолжаться?

Командарма в штабе не оказалось. В кабинете распоряжался прибывший в армию помощник командующего Южным фронтом, бывший царский полковник Носович, впоследствии разоблаченный как пособник вражеской агентуры.

— Я вас слушаю, — холодно сказал Носович, вглядываясь в обветренное и усталое лицо Железнякова.

Анатолий подробно изложил цель своего приезда. Перечислил рапорты, посланные им совместно с комиссаром Черкуновым в штаб армии. Резко высказался о саботажниках и выразил уверенность, что бойцы его полка скоро смогут получить горячую пищу.

— Все? — спросил невозмутимо Носович.

— Все! Хватит и этого! — горячился Анатолий.

— А почему вы бросили полк в такой ответственный период? издевательски спросил Носович.

— Во главе полка оставлен мною комиссар. И я уже доложил вам, что сегодня ночью мы получили разрешение отойти в резерв на двое суток. Я снова возвращаюсь к своей просьбе. Прикажите, чтобы кухни для полка были немедленно высланы.

— Ничем не могу помочь вам, — сухо ответил Носович.

Железнякова не смутили ни холодный прием, ни слова относительно отлучки из полка. Но этот бездушный ответ его взорвал, и он повышенным голосом произнес:

— Я категорически требую…

Железняков не закончил фразу.

По тревожному звонку в кабинет стремительно вбежало несколько вооруженных бойцов. Растерявшийся от такого неожиданного оборота дела, Железняков сразу умолк. Он выбежал из кабинета и умчался обратно в свой полк.

Утром следующего дня был передан приказ об отстранении Железнякова от командования Еланским полком.

Густые грозовые тучи, с вечера закутавшие Елань, ночью проливным дождем обрушились на землю. Молния рассекала черный мрак. Канонада, не умолкавшая в окрестностях Елани несколько последних недель, прекратилась.

В маленьком деревянном домике собрались друзья по полку Железнякова. Они бурно обсуждали создавшееся положение.

— Я не понимаю, товарищи, чем вызвано такое отношение к полку, недоумевал Анатолий. — Поведение Носовича меня просто поразило. В том, что в штаб затесались какие-то сволочи, не может быть сомнения! Но ведь так действует помощник командующего фронтом!

Первым заговорил комиссар полка Черкунов:

— Положение на фронте тяжелое. И об этом надо помнить каждую минуту. В полку поднялось брожение. Надо срочно провести по всем ротам и батальонам беседы, разъяснить красноармейцам, что произошло… Бойцам надо сказать всю правду.

Прибывший вместе с Железняковым с Балтики матрос Наумов резонно заметил:

— Но как объяснишь солдатам, что их командир отстранен от командования за заботу о них? Снова заговорил Черкунов:

— Мы разъясним бойцам, что произошло недоразумение и в ближайшее время Железняков снова вернется в строй. А я уверен, что это именно так и будет.

— А если не будет? — сказал Железняков.

— Тогда мы поставим вопрос перед ЦК партии, — ответил Черкунов.

На следующий день раненый Киквидзе пытался успокоить Железнякова, сидевшего у его кровати.

— Не горюй, Толья. Как-нибудь уладим. Черт возьми, и надо же было случиться такой истории, когда меня подстрелили! — Киквидзе взял руку Анатолия. — Я уверен, что все уладится, что виной всему твоя горячность. Ты правильно сделал, что выступил перед бойцами. Пусть они знают все. А теперь вот что, Толья: кати в Балашов к самому командующему фронтом Сытину. Попытайся поговорить с ним. Попроси его от моего имени. Поезжай…

— Попробую…

В тот же день Железняков стоял перед адъютантом Сытина.

— Мне нужно поговорить с командующим.

— Не могу пропустить.

— Мне необходимо объяснить…

— Не могу, не приказано, — отвечал адъютант.