Анастасия Хайме - Особенные истории

Мари, хихикая, осматривает фундамент башни, ощупывает его, затем вытаскивает из коробки с конструктором первую геометрическую фигуру – треугольник. Я вижу, что он сюда не подходит, но Мари упорно продолжает впихивать его в прямоугольную форму. На моё предложение попробовать, не подойдёт ли на это место другая фигура, конструктор летит на пол, сопровождаемый визгом. Поднимаю его, устанавливаю на стол. Мари снова осматривает фундамент, ощупывает контур и на этот раз достаёт из коробки прямоугольник. «Какого он цвета?» – спрашиваю я. Мари нажимает кнопку в коммуникаторе: «Фиолетовый», – отвечает машина.

Прямоугольник идеально ложится в свою нишу, так же, как и идущие вслед за ним квадрат, треугольник и круг. «Это очень полезный конструктор», – объясняет учительница, – «он не только позволяет учить геометрические фигуры и цвета в игровой форме, но и развивает координацию глаз—рука, а в нашем случае это так важно».

Через школьный двор мы направляемся в спортзал. Спорт Мари и её одноклассники любят и на уроки физкультуры ходят с удовольствием. Спортивный зал в необычной школе тоже особенный: здесь нет канатов, козла, никаких снарядов или тяжёлых предметов, острых углов, а только расставленные вдоль стен деревянные скамейки, спортивные маты и мячи самых разных цветов и размеров.

Однако расслабляться в этом зале педагогическим работникам нельзя ни на минуту. Мари играет в мяч с Лили, не по годам высокой черноволосой девочкой, которая практически не разговаривает из-за детского аутизма. Мяч закатывается под скамейку. Лили отодвигает скамью, чтобы его достать, и тут же оказывается прижатой к стене на уровне колен. Она пытается освободиться, сначала молча, но потом не выдерживает и вскрикивает. Мари держит скамейку прочно, глядя Лили прямо в глаза, и смеётся низким грудным смехом, совсем не похожим на тот, что бывает, когда ей весело. Я отнимаю у Мари скамью, за что тут же получаю тычок локтем под рёбра, а сама обидчица начинает плакать от досады. Следуя инструкции учительницы, спокойным тоном, со строгим лицом, я беру её за руку и объясняю: «Это уже не игра. Ты сделала Лили больно. И мне, между прочим, тоже. Иди посиди в углу, подумай над своим поведением». Ребёнок садится в угол и неотрывно смотрит на меня, не прекращая плакать. Через пару минут она успокаивается, взгляд смягчается. Мари смотрит на Лили, на меня, складывает ладони на уровне груди: «Извини». Мир восстановлен, и игра продолжается до перерыва на обед.

Мы возвращаемся в главное здание, где помогаем детям переодеться и вымыть руки. Я повязываю слюнявчик Эмили, пока ответственная за неё практикантка Розали расставляет тарелки и приборы. Учительница в это время раскладывает еду по тарелкам. Сегодня это картофельное пюре, зелёная фасоль и кусочек жареной речной рыбы. Дети самостоятельно кладут себе на колени салфетку, учительница произносит традиционную застольную молитву, и все мы приступаем к еде. Розали кормит Эмили, но та сегодня не в духе. Капризничает, вертит головой, а затем неожиданно бьёт по тарелке так, что содержимое летит девушке в лицо, благо еда к тому моменту уже успела остыть. «Эмили, всё, обед для тебя закончен, раз ты не ешь, а только балуешься. Это что ещё за фокусы!» – возмущается учительница. Она отодвигает Эмили от общего стола и ставит её стульчик к стене. Розали, тяжело вздохнув, берёт влажные салфетки и вытирает лицо, шею и свитер. Обед продолжается в тишине.

Мари нажимает кнопку на коммуникаторе, и планшет произносит: «Добавки, пожалуйста». «Хорошо, – отвечает учительница, – но это последняя порция, потом ещё пудинг и компот». Мари, хихикая, согласно кивает. Учительница подаёт ей вторую порцию, а сама отходит на кухню за салфетками. В то время как Мари расправляется с добавкой, у неё начинают сползать очки. Она небрежно поправляет их один раз, затем второй и третий, после чего очки сползают с носа и едва ли не плюхаются в картофельное пюре.

Девочка трясёт головой, пытаясь вернуть их на место. «Погоди», – говорю я, – «я тебе сейчас дужку поправлю, чтобы не сползали». В следующую секунду очки летят мне в лицо, больно ударяются о переносицу и падают в тарелку. Слышится отрывистое хихиканье в том же грудном диапазоне, что и на уроке физкультуры. Мари молниеносно вскакивает с места, одной рукой хватает меня за волосы, а другой с размаху бьёт ложкой по горлу. Боль такая, что в первые секунды я не могу вздохнуть.

«Ма… ри, ты что… делаешь?» – хриплю я. Первой из оцепенения выходит Розали: «Ого, синяк знатный будет. За ней глаз да глаз нужен. Месяц назад она меня придушить пыталась, тоже за обедом». В этот момент возвращается учительница с салфетками. Увидев лежащие в тарелке очки, сваленный стул, расплывающееся на моей шее красное пятно и хихикающую Мари, она молниеносно оценивает обстановку: «Анастасия, она на тебя набросилась, от тебя и должно исходить наказание, причём немедленно, иначе это будет неправильно с педагогической точки зрения».

«Мари, – как можно более спокойно говорю я, – обед для тебя закончен. Сядь на стул у окна и хорошо подумай. Ты очень сильно меня ударила. А людей бить нельзя». Ребёнок, продолжая угрожающе хихикать в нижнем регистре, нехотя садится на стул. Учительница объясняет, что агрессивное поведение, как и аутоагрессия (склонность к членовредительству), характерны для синдрома Ангельмана, и просит меня быть начеку. «Не волнуйтесь, больше такого не повторится, – обещаю я ей, – теперь рядом с ней я всегда буду внимательна и осторожна, и больше не позволю себе расслабиться».

Вечером я открою Википедию и узнаю о том, что синдром Ангельмана – это редчайшее заболевание, вызываемая генетической аномалией патология, поражающая нервную систему и приводящая к задержке умственного развития, отсутствию речи и эпилептическим припадкам.

С этого момента я всегда буду наготове, чтобы в случае необходимости защитить не только остальных детей, себя и других педагогов, но и в первую очередь саму Мари. И, надо сказать, за все последующие полгода работы с Мари подобных ситуаций больше не будет.

Зато за эти шесть месяцев мы успеем выучить весь оставшийся алфавит, научимся считать до десяти, испечём рождественское печенье, сделаем множество поделок, будем гулять по заснеженному лугу, играть в вышибалу и в прятки и даже сходим в кукольный театр. И уже к середине этого срока мы начнём понимать друг друга не то что с полуслова, а с полувзгляда. А ещё мы будем танцевать до упаду, потому что Мари любит музыку, у неё превосходное чувство ритма, и она просто обожает кружиться в танце.

К тому же я познакомлюсь с Майей, мамой Мари – успешным адвокатом, красивой ухоженной женщиной с грустными глазами, и узнаю, что ребёнка они с мужем, абсолютно здоровые люди, планировали, и были невероятно счастливы, когда родилась их долгожданная дочь. Первые подозрения по поводу того, что с девочкой «что-то не так» у них закрались, когда малышке было чуть больше года, и она начала ходить на «негнущихся» ногах, не сгибая коленей, и так не произнесла заветное «мама». Пoсле сдачи анализов, во время разговора с детским доктором у Майи, по её словам, земля ушла из-под ног: «Потому что в этот момент ты хоронишь то будущее, о котором мечтала и которое планировала для своего ребёнка».