Вадим Рабинович - Роджер Бэкон. Видение о чудодее, который наживал опыт, а проживал судьбу

В-восьмых, математика дает достоверное знание, с помощью которого только и может быть достигнута безупречная истина (с. 866– 869).

Все это также чрезвычайно «современно», если бы не одно обстоятельство. Математика, по Бэкону, предстает не плодом конструктивного ума. Напротив, она врожденная, богом данная наука . Это не просто математика, но «благодетельная математика». Бэкон как бы перечеркивает бесплотный характер этой науки, утверждая то обстоятельство, что именно в математике «имеют для всего чувственный пример и чувственный опыт, строя чертеж или исчисляя, чтобы все было очевидно для ощущения» (с. 869). Чувственная очевидность. Только она – возвышающее основание мощи математики, ибо «духовные вещи познаются через телесные следствия и творец – через творение» (там же).

Акцент на предмет – очень важное обстоятельство. Настолько важное, что можно и позабыть о вещах духовных , растворенных в их телесных следствиях. Можно забыть и о творце , потерявшемся в творении. Неспроста именно телесное настойчиво подчеркивает Бэкон.

Чувственная природа математики, им же законоположенная, дает Бэкону разумные основания осмыслить ее как ключ познания . Выдвигаются доводы, доставляемые самим ее предметом . Во-первых, людям , как считает Бэкон, «прирожден способ познания от ощущения к уму, так что, если нет ощущений, нет и науки, основывающейся на них, как сказано в первой книге «Второй аналитики», ибо человеческий ум продвигается вслед за ощущением» (с. 871). Количество же как принципиально математическая вещь именно ощущением, по Бэкону, и постигается. Во-вторых, «сам акт мышления не совершается без непрерывного количества… Поэтому количества и тела мы постигаем созерцанием ума, ибо их виды находятся в уме» (там же). Бестелесное постигается труднее как раз из-за того, что именно телесное занимает весь наш ум . Итак, созерцание (admiratio) и отражение.

Далее следует оптика Оксфордца, вторая наука бэконовского trivium’а. За нею – наука « опытная ». То, что может быть принято во « внешнем опыте» Бэкона за индуктивизм новой науки, а также за отчаянно смелые «предвосхищения» будущих технических свершений, оправдано высоким, специфически средневековым предназначением: «…для божьей церкви в ее борьбе против врагов веры, которых скорее следует одолеть усилиями мудрости, чем военными орудиями, каковыми обильно и с успехом пользуется антихрист…» (с. 877).

Калейдоскопически одновременные вознесения и заземления – существенная особенность «Большого сочинения» Роджера Бэкона. Глубоко послушническое основание, укорененное в незапятнанной раннехристианской традиции, восходящей к Августину, и рядом демиургические телесно-языческие следствия рукотворно усовершенствуемого мира.

Но… пора переходить собственно к жизнеописанию. К подробному анализу текстов.

К так называемому историческому фону.

Но прежде – стихотворные «зонги» моего собственного изготовления – в тему каждой главы, расширяющие историческое пространство повествования. Во всяком случае – надеюсь на это…

Англия. XIII век, целиком вместивший долгую жизнь нашего героя (ок. 1214–1292) и властвование трёх королей: Иоанна Безземельного , младшего сына Генриха II, вступившего на престол в 1199 году после смерти своего старшего брата Ричарда І Львиное сердце и умершего в 1216 году; Генриха ІІІ (1216–1272 гг.), сына Иоанна; Эдуарда І (1272–1307), сына Генриха ІІІ.

Итак, Иоанн Безземельный. Его правление совпало с эпохой борьбы английского общества за правопорядок, который должен быть обеспечен принятием Великой хартии вольностей, подписанной 15 июня 1215 года.

Но хартия без гарантий – пустой звук, хотя и важно звучит. Звук должен обрести смысл гарантий, обеспечивающих неприкосновенность и реальность феодальных прав баронов, поднявших массовое движение, направленное против беззаконий короля; движение, переросшее в вооруженное восстание против короля, должное завоевать справедливость, существующую дотоле лишь на бумаге – в шестидесяти трёх параграфах Великой хартии вольностей (Magna Carta Libertatum). Но и это было актом капитуляции перед восставшими против попрания прав баронов, против неправедных поборов, потери некоторых английских территорий (Нормандии, Мэна, Анжу, Турени) в пользу Франции в результате проигранной войны с франкским королём Филиппом ІІ Августом, против столкновения с английской церковью, отлучившей от церкви самого короля… Королю не удалось разбить антикоролевскую коалицию. И хартию пришлось подписать. И даже коллективно её подписать. Вот её преамбула, обращенная едва ли не ко всем подданным короля:

«Иоанн, божьей милостью король Англии, сениор Ирландии, герцог Нормандии и Аквитании и граф Анжу, архиепископам, аббатам, графам, баронам, юстициариям, чинам лесного ведомства, шерифам, бэйлифам, слугам и всем должностным и верным своим шлет привет. Знайте, что мы по божьему внушению и для спасения души нашей и всех предшественников и наследников наших, в честь бога и для возвышения отцов наших Кентерберийского архиепископа, Стефана, примаса дублинского, архиепископа, Уильяма Лондонского, епископов Петра Уинчестерского, Жослена Бозского и Гластонберийского, Гуго Линкольнского, Уолтера Устерского, Уильяма Ковентрийского и Бенедикта Рочестерского; магистра Пандульфа, сениора папы субдиакона и члена его двора, брата Эйнерика, магистра храмового воинства в Англии, и благородных мужей: Уильяма Маршалла графа Пемброка, Уильяма графа Солсбери, Уильяма графа Уоррена, Уильяма графа Аронделла, Алана Петра, сына Герберта, Губерта de Burgo, сенешала Пуату, Гугона де Невилль, Матвея, сына Герберта, Томаса Бассета, Алана Бассета, Филиппа дʼОбиньи, Роберта де Ропели, Джона Маршалла, Джона, сына Гугона, и других верных наших.»

И далее, … «чтобы английская церковь была свободна…»

Ей же – «свободу выборов»… «Пожаловали мы также всем свободным людям королевства нашего… на вечные времена все нижеписаные вольности… (см.: здесь и далее Петрушевский, 1936).