А. Малышевский - Вешние воды Василия Розанова

Значительность и мощь пушкинского гения в том, что Пушкину удалось выразить разнообразные духовные настроения , что не смог больше сделать никто из русских поэтов и писателей. Не вступая в борьбу с усвоенными формами поэтического творчества, Пушкин в пределах их пережил все душевные настроения, исторически сложившиеся в Западной Европе и только частью отраженные в нашей прежней поэзии. Каждое настроение казалось Пушкину окончательным и совершенным , но ни одно из них не насытило его окончательно, и, когда душа его утомилась всеми ими, он возвратился к народному . Творчество Пушкина – начало движения русской литературы к возвращению самостоятельности и созданию типов и характеров, которые совершенно гармонизируют с душевным складом, до сих пор живущим в нашем простом народе … Типы иной красоты в конце концов были побеждены типом духовной красоты, сложившимся в нашей жизни, выросшим из нашей действительности, откуда и ведет свое начало трезвое простое отношение к действительности, которое с тех пор стало господствующим в нашей литературе [549]. В этой связи Пушкин народен и историчен , и именно это раздражает те части общества и литературы, о которых покойный Достоевский в «Бесах» сказал, что они исполнены животной злобой к России. Поэт испытывал невыразимую любовь к обществу, людям, всей шумящей жизни , с чем всегда хотел быть слит , но тем не менее в силу своей седой мудрости и скептицизма смотрел на все это как на пору нашего исторического детства , где так же грубо ошибочно было бы что-нибудь презирать, как и чему-нибудь последовать [550].

Пушкин – главный светоч нашей литературы , в его единичном, личном духе Россия созрела , как бы прожив и проработав целое поколение [551]. У Пушкина каждая страница может быть развита в философский трактат и каждая строка может быть раздвинута в страницу. Непревосходимая красота выражения, совершенная глубина и, вместе, прозрачность и тихость сознания… Если и есть у Пушкина недостаток, то он заключается в том, что идея смерти как небытия у поэта отсутствует, поэтому и природа у него существенно минеральна . Материя – персть, красная глина – преобладает над дыханием Божиим [552]…

Жизнь Пушкина есть явление природы. В ней все текло так естественно, все так было чуждо преднамеренности . Даже поддаваясь различным влияниям , Пушкин вырастал из каждого поочередно владевшего им гения , – как бабочка вылетает из прежде живой и нужной и затем умирающей и более не нужной куколки. У поэта не было ни чрезвычайных переломов в развитии, ни швов и сливок в его духовном образе. Пушкинская цельность превращается в слитность и монолитность . Пушкин универсален , если под универсальностью понимать трезво спокойное настроение души и тяготение воображения к совмещению на небольшом куске полотна различных противоположностей . При этом Пушкин ни на чем не останавливается, любит все одинаково и одинаково всем очаровывается. (Есть великолепие широкой мысли, но нет той привязанности, что не умеет развязаться, нет той ограниченности сердца, в силу которой оно не умеет любить многого, и в особенности – любить противоположной, но зато же не угрожает любимому изменою…) Отсутствие постоянства приводит к тому, что Пушкин, находясь в состоянии восхождения, завершения которому не предвидится, становится вечным гением – среди преходящих вещей… Итог всему – полное одиночество – простые люди не могут дышать с ним одним воздухом [553].

Конечно же, Пушкин всебожник , а его жизнь – прогулка в Саду Божием , в котором он не издал ни одного ах , но зато вторично, в уме и поэтическом даре, насаждал его, повторял дело Божьих рук . Однако выходят у него не вещи, а идеи о вещах , – не цветок, но песня о цветке , однако покрывающая глубиною и красотой всю полноту его сложного строения. Предлагая цветок-стихотворение на каждую нашу нужду, Пушкин способен пропитать Россию до могилы не в исключительных ее натурах, в то время как России необходимо подышать и атмосферой исключительных настроений , свойственных Гоголю и Лермонтову. Пушкинский «Пророк» не более чем отражение одной из страниц сирийской истории , в котором поэту открыта только земля , но зато это вся земля . Пушкину не суждено было обогатить землю чем-то новым, но полюбить то, что уже существует… вознести ее к небу, и уж если обогатить , то самое небо – земными предметами, земным содержанием, земными тонами [554].

Пушкин – дружный человек , для которого условием созидания служит внешнее и почти пространственное ограничение . Этим качеством он противоположен Гоголю, Достоевскому и Лермонтову, которые суть оргиасты в том значении, и, кажется, с тем же родником, как и Пифия [555] , когда она садилась на треножник . В отличие от них Пушкин – больше ум , чем поэтический гений , многому в этом мире, т. е. в сфере его мысли и чувства, он придал чекан последнего совершенства . Роль Пушкина – это роль учителя : по многогранности, по все-гранности своей он вечный для нас и во всем наставник [556]. Пушкин был зенитом того движения русской литературы, которое прекрасно закатывалось, все понижаясь, в серебряном веке нашей литературы, 40–50–60–70-х гг., в Тургеневе, Гончарове и целой плеяде рассказчиков русского быта, мечтателей и созерцателей тихого штиля . Для всех этих писателей характерно отсутствие бури и порыва , они показали Россию так, как она жила и есть, и этим выковали почти всю русскую образованность , на которой спокойно, почти учебно воспитываются русские поколения, чуть-чуть скучая, как и всякий учащийся скучает над своим учебником [557].

Безмерно жаль, что Пушкину так и не пришлось побывать за границей. Он обречен был на жизнь соловья с выколотыми глазами , а его поэзия – на грезы безглазого гения , отчего она так и закруглилась, без шероховатостей, без запятых, которые, – увы! – во всякую мечту сумеет вставить действительность. Внешние ограничения были почти намеренно спровоцированы властью: Зачем господину глаза соловья? Он, владыка, богач, ведь не смотрит ими: от соловья он имеет только песню, ему нужна только песня. И когда она может быть лучше от вырванного глаза, – пусть будет он вырван! Вот судьба Пушкина [558]. И все же поэт умел быть свободен и независим, стоя непосредственно около царя [559], а его творчество стало доказательством того, что, кроме России печатной , есть Россия живущая , которая вовсе не состоит из гадов [560]. Перед лирой Пушкина померк, побледнел… просто умер Бенкендорф [561]… [562]