Арсен Венгер - Моя жизнь в красно-белом

На протяжении 35 лет я вел образ жизни профессионального спортсмена высшего уровня, поглощенного своим увлечением. Я не ходил в театр, не ходил в кино, я не обращал внимания на окружающих людей. На протяжении 35 лет я не пропустил ни одного матча, ни одного финала, ни одного кубка. Это подразумевало жизнь в условиях железной дисциплины, которую я продолжаю соблюдать: подъем в 5.30, зарядка, тренировка, завтрак и напитки, как у моих бывших игроков. Я уже не знаю, осознанный ли это выбор или поработившая меня привычка. Но это мой единственный образ жизни. Без этого я чувствовал бы себя несчастным. Если счастье заключается в том, чтобы вести ту жизнь, которая тебе нравится, то я могу сказать, что был счастлив в прошлом и счастлив сегодня.

На протяжении всех этих лет единственное, что имело для меня значение, – это ближайший матч и его результат. На протяжении всех этих лет я хотел только побеждать. Мое время и мои мысли были заняты этой единственной целью. Я существовал только там, на футбольном поле. Оказываясь рядом с другими людьми, со своими близкими, мыслями я был в другом месте. Я не видел ничего или видел все в красно-белом фильтре: в цветах всех команд, которые я тренировал: «Нанси», «Монако», «Нагоя» и «Арсенал». Я не знал ни красоты, ни удовольствия, ни расслабленности. Идея взять отпуск, приятно провести время если и приходила мне в голову, то ненадолго. Даже ночи были заполнены футбольными снами. Мне снились будущие матчи, советы, которые я могу дать, те два-три игрока, в которых я всегда сомневался: заставить их играть немедленно, не удерживать их, смягчить раздражение, продолжать мотивировать. Они были моими призраками.

Я часто в шутку говорил друзьям, что единственный наркотик для меня – это трава, та самая трава стадионного газона, которая может изменить судьбу всего матча. Я с маниакальной настойчивостью заботился о ней в «Арсенале», каждое утро обсуждал ее состояние с клубным агрономом. Друзья смеялись, но это правда. Это мой наркотик. После ухода из «Арсенала» я отказывал тем клубам, где, как я полагал, я не получу той же свободы и той же власти. Я принял предложение ФИФА, потому что это был новый вызов, действенный способ обдумать свою карьеру и поработать в команде. В ожидании возможного обретения рая и ада тренерского ремесла.

Я хочу поделиться своими знаниями, всем, чему я выучился за годы в спорте. Я хочу передать эти знания тем, кто любит футбол, кто его знает, но также и тем, кому еще чужды мощь и красота футбола, тем, кто задается вопросом, как приводить людей к победам, чему поражения учат тебя и других. Мне нравится структурировать знания о нашей игре по всему миру, в какой-то мере способствовать тому, что, где бы человек ни родился, его талант был бы замечен и получил развитие.

Сегодня место бывших игроков заняли другие призраки, и во снах уже нет места будущим матчам.

Несколько месяцев назад вслед за сестрой умер мой брат Ги. Он был старше меня. Старше на пять лет. Он начал играть в футбол раньше меня, и именно он был моим первым партнером: в комнате над ресторанчиком родителей, на улицах нашей деревни и в футбольном клубе Дюттленхайма. Тогда я мечтал о наших совместных дебютах, о моментах, когда на карту будет поставлено все. Я был самым младшим, но самым упорным. Я дрался за то, чтобы играть с братом и его приятелями.

Детские сны о том самом Эльзасе, где я всегда чувствую себя дома и где сформировался мой характер. Те сны, в которых я слышу только эльзасскую речь. Те сны, которые уносят меня туда, где все началось.

Я всегда ощущал силу своих желаний, но не понимал, где источник этой силы. А он вне всяких сомнений, находится в той эльзасской деревне, где я вырос – в Дюттленхайме, в нескольких километрах от Страсбурга. Сегодня этой деревни уже не существует: прошли годы, и все преобразилось. Я сын другого века, другой эпохи. Знакомые улицы, на которых я впервые сыграл в футбол, воспитавшие меня люди, среди которых я вырос, футбольные поля, где принимал соперников наш клуб, дух, царивший в этих местах, образ взросления детей – изменилось все. Это была деревня земледельцев, где королевой была лошадь. И стояли три кузницы. Сегодня ничего этого нет.

Я родом из той деревни, которая ощущала себя островом. И то, каким я стал: игроком, тренером, человеком, думающим только о футболе, – все обусловлено духом тех мест, выковано моими односельчанами.

В то время моя деревня, как и другие подобные ей, была замкнута в себе и подчинялась религии. Люди знакомились и обращались друг к другу по фамилии. А мы были «Метцами». Жизнь проходила на крохотном пятачке между бистро, школой, церковью, мэрией, лавками и стадионом в двух километрах от вокзала, куда никто и никогда не ходил: зачем покидать остров, мир, основанный на взаимопомощи? Вокруг деревни были поля, где я проводил много времени, особенно по выходным и в каникулы. Там я научился пахать, доить коров, как это делали мои деды и друзья моих родителей. В этом крестьянском мире почиталась и ценилась физическая сила. Все мужчины, которых я знал, работали на земле и жили этим трудом. Я их обожал. Разумеется, люди жили скудно. Основу сельского хозяйства составляли табак, пшеница, рожь, свекла и картофель. Наше сельское хозяйство не знало трактора. Первый трактор появился в деревне, когда мне было 14 лет, в 1963 году. Мы рассчитывали лишь на мускульную силу людей и лошадей. У моего деда по отцовской линии была одна лошадь. Обладание двумя лошадьми уже считалось признаком достатка.

Жители деревни были суровы, молчаливы, по воскресеньям они ходили в церковь, а когда могли, то заглядывали в бистро. По достижении мальчиком того возраста, когда он мог уже уйти из школы и пойти работать на завод или в поля, ему дарили сигарету и часы как атрибуты взрослого мужчины. Горизонт жителей не простирался дальше деревни. Здесь завязывались дружба и романы, здесь они работали, здесь росли их дети.

В этом закрытом мире мы, дети, жили свободно, никогда ничего не боялись, доверяли друг другу. Весть о наших проказах и проступках передавалась по сарафанному радио, и нас тут же наказывали. Религия давала нам четкие представления о праве, морали, истине. Все деревенские дети держались вместе. Мы росли на улице и в полях. И только мечты у нас различались.

Мой отец был типичным жителем этой деревни. Рациональный, твердо стоящий на ногах, упорный труженик, верующий человек. Очень добрый и понимающий. Он проложил для меня жизненную дорогу, основанную на таких ценностях, которые дали мне невероятную силу перед лицом любых испытаний и худших предательств. Он был из тех многочисленных «недобровольцев», кого силой забрали в армию, чтобы сражаться рядом с немцами против своей страны. Он ничего не рассказывал о войне, но я всегда восхищался его смелостью, деликатностью и знал, через какие ужасные испытания ему довелось пройти. Я родился уже после войны, 22 октября 1949 года. Мое детство, как и у всех в тех краях, было пропитано послевоенным настроением. Эта трагедия не обошла стороной ни одну семью.