Павел Сергеев - Автостопом по шизофрении

Позже, когда мы учились в университете, он всё–таки убил человека. А я через год слетел с катушек, употребив MDA.

Я был безответственным, асоциальным, одиноким и радовался этому. Я не умел сопереживать и сочувствовать. Я мыслил только в категориях «хочу». Я считал, что единственные отношения, которые мне подходят, – это гражданский брак. Увидев, что я всё равно нахожусь в рамках своих новых убеждений, я стал рационализировать мораль, я постоянно колебался меж различными крайностями, потом и вовсе вышел за рамки каких–либо категорий, стремился к максимальной свободе в мышлении. Из–за релятивизма, и постоянной смены убеждений я потерял опору, я был не определён и не видел в чём–либо объективного. Я не понимал, зачем учиться и работать, я считал, что это всего лишь средства контроля за людьми, что государство выращивает людей, которые ему полезны.

Я постоянно мыслил и, в конечном итоге, стал зависим от своего же мышления. Я хотел мыслить всё больше, точнее, глубже, законченнее и поэтому стал получать дискомфорт от неудовлетворённости в нём. Я постоянно рефлексировал, дублировал мысли, детализировал. У меня была аддикция. Я стал перфекционистом в душе и минималистом в материи. Я постоянно сомневался во всём. Я был поглощён деталями. Я пытался довести уровень порядка в доме до идеала, свёл к минимуму свои потребности, к минимуму потребность в вещах. Я считал, что многое из того, что навязывается людям им не нужно. Мир полон симулякров и я не хотел иметь с этим дело. В материальном, я хотел быть противоположностью своего отца – иметь только, то что нужно для жизни и держать вещи в полном порядке, я всё время уделял духовному, веря, что и этого уже вполне достаточно для комфортной жизни. Также я мог через долгое время полностью восстановить диалог с моими друзьями. Также я врал, что спланировал, то что на самом деле не планировал.

Я не понимал эмоции других людей, у меня были проблемы с эмпатией, также я строил свой иллюзорный мир, в будущем он и подавленные эмоции нашли выход в первом психозе. Я занимался интеллектуализацией, убирал эмоциональную составляющую эмоций и постоянно рационализировал и теоретизировал, чтобы снизить свою чувствительность. Я создавал иллюзорные миры, чтобы понизить свою чувствительность ко внешнему миру. Также я был очень инертным. Я постоянно аддиктивно мыслил, возможно, это разрушило мою дофаминергическую систему и привело к шизофрении, я постоянно страдал от своего мышления и в будущем стал сводить свою жизнь к необходимому и достаточному даже в духовном, и к чему–то определённому, стал стремится к мере во всём, что бы избавиться от страданий.

Я старался не принимать что–либо на веру и сомневаться во всём, даже в самом сомнении. Я считал, что внутренний мир человека – набор конструктов, созданных самим человеком на основе перцептивной информации. И что и религия, и философия, и политика, институт семьи, и всё ментальное, с чем имеет дело человек, – конструкты, сотворенные людьми, и что человек с рождения как чистый лист, перенимающий всё это в развитии.

Я обвинял родителей в том, что они отдали меня к бабушке с дедушкой, думал, что причина моих проблем – гиперопека и традиционность воспитания последних.

Я подавлял свои эмоции, блокировал мимику, был очень напряжён, на взводе, энергичен, с большим количеством больных мест и триггеров для мышления, я всё оспаривал, держался за свою сложную систему ценностей и заводился в спор с полпинка. В моей комнате был идеальный порядок и у меня постоянно были компульсии связанные с вещами, также я часто мыл руки под водой, чтобы отстраниться от отвлекающих моментов и полностью углубиться в мышление; у меня были обссесии и их корень был в желании получать удовольствие.

Я любил своё тонкое тело, руки всегда были холодными, я согревал их пряча в рукава.

Фразой «класненько, веселенько, интересненько, ть» я симулировал законченность мысли.

Один раз в Сочи мне казалось, что я как и Нострадамус могу предсказывать будущее.

Один раз в театре я вспомнил сон, который помог мне предсказать, что придёт женщина и попросит пересесть мою бабушку на другое место. Ещё мне приснился сон, в котором некий Павел раздавал заявления на социальную карту, и в будущем в университете я увидел именно эту ситуацию.

С другом C мы поступили в один университет на робототехнику и мехатронику, он играл в Postal, резал линейкой руки своим одногруппникам, удалял приложения с моих устройств, чтобы отучить меня от преувеличенной ценности моих устройств, позже нашёл девушку и носил с ней ножи в университет, ко всему этому я относился нейтрально.

Общение с моим другом С сильно давило на мою внутреннею структуру, общение с ним вызывало у меня паранойю, мне казалось, что он может меня убить, я продумывал до мелочей способы защиты от него в битве, способы защиты своего дома.

В школе я полюбил одну девушку, и это сделало меня намного социальнее и добрее, я писал ей очень приятные вещи, говорил ей, что если она выберет другого я буду счастлив за неё, настолько я её любил, но моя нежность не всегда была нужна ей, иногда ей хотелось драмы. При общении с ней, она выбрала другого человека – моего товарища, мне же говорила, что хочет, чтобы мы были просто друзьями, она не отвечала нет, не хотела потерять меня, как друга, но и не говорила да, это не позволяло мне разлюбить её и с каждым днём я привязывался к ней всё больше и больше, невыносимость безответной любви всё росла. Потом я сам порвал с ней, удалил все сообщения и перестал с ней общаться. Я искал другой способ получения удовольствия и рассматривал любовь, как наркотическую зависимость. И пытался побороть её соответствующими методами.

В университете, после первого академического отпуска я много думал насчёт того, как заиметь репутацию в обществе. Я пришёл к выводу, что надо вызывать зависимость у людей от того добра, что ты им делаешь, и не стесняться делиться всем чем можно. Я проводил эксперименты над людьми. Хотел менять свои личности в университете и смотреть за реакцией людей. Пытался растлить одного одногруппника. Один раз я ехал в метро и всю дорогу смотрел девушке в глаза, она краснела, к концу пути вспотела и неустойчивой походкой вышла из вагона. Я Старался вести себя как можно эпатажнее. Бухал и блевал. Приходил пьяный на пары и блевал в университете. Я был трикстером, и это принесло мне некоторую популярность. Я был общительным, открытым, возможно, умным, пытался шокировать, изумлять своим поведением. У меня было много товарищей. Я постоянно мыслил и искал выход из этого состояния, ездил в метро до ночи, ходил один кругами по пустым аудиториям. Я решил стать социальным и ни от чего не отказываться, курил ТГК, ходил по впискам, барам, кальянным и клубам с одними одногрупниками, но при этом общался на разные интеллектуальные темы с другими. Приспосабливался к любой ситуации. Я постоянно веселился. Но я не из тех людей, кто занимается такими вещами искренне. Всё это было не потому, что я золотой ребёнок, как может показаться; всё это было продумано и спланировано. Это было частью эпатажа, я хотел вызвать как можно больше удивления и наладить отношения с другими людьми. Я хотел дружить со всеми, быть любимым всеми, даже властвовать, к каждому искал свой подход и у меня получалось, я стал почти что лидером.