Алексей Охотин - С форой по жизни

На перроне вокзала нас было человек двадцать из состава воинской команды, а провожающих естественно сотни. Я был приятно удивлен количеством друзей и знакомых, пришедших пожелать мне удачи. Родственники, конечно, стояли особняком. Мать естественно в слезах. Картина из окна уходящего поезда, была приятной, а тревога, переполнявшая душу, как-то быстро улетучилась, оставшись на перроне вокзала. Я боялся неизвестности, но был готов ее принять.

Как это ни странно звучит, но действительность разочаровала. Причем разочаровала с точки зрения обывателя, привыкшего к абсолютно негативному образу армии. Конечно, нам повезло. Мы прибыли на службу в учебный центр, в котором был наведен почти образцовый порядок, а проявления такового явления как дедовщина были сведены к минимуму после трагического инцидента осенью 2003 года, когда в результате избиения от рук старших сослуживцев погиб один из курсантов учебного центра. Первый день после прибытия получился скомканным, а впечатления сомнительны.

Первым делом нас отправили в баню. О том, что представляет из себя это место, легко могут представить те, кто проходил срочную службу, а те, кто был лишен этой чести, но могут вспомнить славные времена Советского Союза, когда среди рядовых обывателей городской части населения страны были популярны общественные бани с их непередаваемыми атрибутами – алюминиевыми тазиками и сколотой плиткой в помывочных отделениях. К сожалению, парной в солдатской бане не предусмотрено, но хотя бы была горячая вода, что уже изрядно радовало большинство из нас. Кое-как намывшись, успев вдоволь погоготать над байками о «падающем мыле» и прочих россказнях всученных в наши головы, мы оказались перед странным выбором – отправить нашу одежду почтой домой или презентовать ее готовящимся к демобилизации старшим товарищам. Большинству из нас было плевать, что будет с теми тряпками, в которых мы приехали, ближайшие два года жизни нам предстояло провести в совсем иных костюмах, и мы с радостью обменяли свое тряпье на возможность постричься по-человечески и подобрать воинское имущество по своему размеру, а не абы как.

После бни нас ожидало знакомство с местной кухней. Вкусовые качества пиши в солдатской столовой того времени сложно передать словами, но представьте себе суп из кислой капусты, с добавлением мяса непонятного происхождения в качестве первого блюда. На второе предлагалось нечто, отдаленно напоминавшее рисовую кашу с мясом, но естественно данным продуктом оно было только на бумаге в отчете продовольственной службы. Есть это было решительно невозможно и большинство из нас осталось в этот и последующие дни голодными, но в дальнейшем из-за отсутствия выбора организм был вынужден привыкать к процессу принятия сомнительной пищи.

С особенной тревогой все мы ждали первой ночи в казарме. Представления о порядках мы еще не имели и о предстоящем этой ночью могли только догадываться. Не всем из нас, прибывших этим днем из Карелии, хватило коек в первом помещении казармы и трое или четверо из нас, в том числе и я, спали в ту ночь в соседнем, но сообщающемся помещении. После отбоя сержанты быстро прошлись вдоль рядов коек, дали команду на игру в «три скрипа» после чего казарма погрузилась в настоящую тишину, но не на долго. Три скрипа все-таки насчитали и в соседнем помещении прозвучала команда «подъем!», пацаны быстро повскакивали со своих коек и выстроились в одну шеренгу у стены. Нас, лежавших в соседнем помещении, эта участь не коснулась. После некоторого лирического отступления сержанта с использованием некоторых фразеологических армейских оборотов, включавших в себя сравнения с популярными животными, вымышленными чудовищами и просто медицинскими терминами, нашим товарищам было предложено проявить войсковое товарищество, чувство локтя и уверенно, без волн, совершить порядка ста приседаний дабы дать необходимый выход неуемной энергии и все-таки выполнить команду «отбой» на должном уровне. Честно признаюсь в том, что не знаю сколько в конечном итоге повторений упражнения пришлось выполнить моим товарищам в тот вечер, поскольку сон меня настиг гораздо раньше, чем их. А утром мне некогда было выяснять подробности минувшей ночи да и какой смысл выяснять то, что все равно повторится в скором времени? Пожалуй, на этом можно закончить первую часть моего повествования и перейти к одному из самых спокойных этапов моей жизни.

Июнь 2004 – декабрь 2005 годов. Об этом периоде жизни можно сказать как о самом спокойном, предсказуемом и судьбоносных этапах моей жизни во всей этой истории. Именно в Сосновом Бору и именно в начальный период службы я взялся писать. Что побудило наивного юнца, не видевшего жизни, толком не чувствовавшего женской ласки и до сих пор не знавшему женщину, взяться за перо, точнее ручку? Да все просто: представьте себя на моем месте: вокруг несколько сотен таких же молодых парней с разной степенью как физической так и психологической развитости, вырванных из привычной среды обитания, полными растерянности и тревожности. Нас согнали сюда из разных концов страны, посадили в классы, пытаются вдолбить в наши головы что-то полезное для службы, бесконечно тренируют базовые навыки субординации и армейских принципов. Представили? Насколько Вы лично готовы с головой окунуться в эту атмосферу, отбросив все то, что Вам так дорого и к чему Вы так привыкли? Вот и я не был готов к этой, по большому счету, деградации. Ведь ничем иным это привидение группы людей к общему знаменателю и не назовешь. Нельзя требовать одного и того же от разношерстной массы людей, нельзя ожидать от парня, выросшего и прожившего всю свою жизнь в благополучном, условно говоря, Питере и уроженца дальнего поселка из затерянной глубинки. Это по определению невозможно, а значит нужно уровнять их в своих возможностях. При этом не стоит упрекать меня в предвзятом суждении относительно степени развитости уроженцев тех или иных мест, у меня достаточно наглядных примеров как положительной, так и отрицательной характеристики данных персонажей и я не скажу, что первые, в конечном счете, находятся в выигрыше.

Что ж, теперь понятно, что взяться за ручку и бумагу мне пришлось скорее вынужденно, чем по велению сердца, а может быть обстоятельства пробудили желание, но так или иначе именно в этот период я начал писать. Тогда у меня появилась моя первая рукопись, представлявшая собой обычную тетрадь в клетку формата А5. Именно она приняла на себя весь безжалостный удар неокрепшего сознания, тосковавшего по привычному образу жизни, по друзьям, футболу, компьютеру, но не по семье. Да, я писал письма домой и не скажу, что эти письма достойны внимания, в них отражалось все мое состояние, вплоть до мелочей, и я очень сожалею о том, что в тот момент считал возможным писать об этом. К слову сказать, пожалуй, именно здесь я решусь в первый и последний раз затронуть в своем повествовании тему своей семьи. Мою семью очень сложно назвать оной в привычном для всех смысле этого слова. Семья для большинства из нас это оплот любви, понимания, заботы, воспитания и прочих человеческих качеств, добродетелей и символов благополучия. В моем понимании семья так же состоит из всего перечисленного, только вот наши представления далеко не всегда совпадают с реальностью. Нет, я не хочу сказать что-то плохое в адрес своих родственников, даже в мыслях подобного нет и не было, но если подходить к вопросу объективно, беспристрастно и критически, то я называл бы свою семью не более чем сосуществованием индивидов. Я не буду переходить на личности, не буду вдаваться в детали нашей жизни, приводить факты из истории. Я прошу принять это как данность, оставив на моей совести выраженное мной мнение. Если это повествование прочтут те, кто так или иначе знаком со мной лично, они смогут относительно верно сопоставить мои суждения со своими впечатлениями.