Нина Ким - Мемуары Эмани

Слово «смешной» больно ударило его. Но разве могли внучки знать, что в Корее широкополая черная шляпа была отличительным признаком мужчин знатного сословия?

Молодая сноха снисходительно улыбалась, слушая свекра. Жаловалась мужу, что старик жадный. Считает каждую банку риса, денег ни на что не выпросить.

Горько было учителю, что сын отдаляется от него с каждым днем. Пока они тряслись от страха и переезжали с места на место, мальчик вырос и жил не так, как хотелось отцу.

Учитель изливал душу зятю. Старшая дочь вышла замуж за бывшего председателя сельсовета из Приморья. Мать кричала:

– Опомнись, он не пара тебе. Недостойного человека выбрала в мужья.

– Я люблю его, – упрямо твердила непокорная дочь и поступила по-своему.

Вышла за него замуж, родила троих детей и была счастлива. Зять оказался неплохим человеком, можно было его терпеть. Он отличался предприимчивостью, быстро находил общий язык с представителями местной власти, обеспечивал семью всем необходимым и частенько наведывался к тестю с новостями. Куда было деваться? Молча слушал, отмечая, как дочь радуется их общению.

Закрыв глаза, учитель попытался развернуть стрелку на карте в обратную сторону: Узбекистан – Сеул.

Депортированных выгрузили на вокзале, рассадили по повозкам и раскидали в разные места. Его семья попала вместе с несколькими другими в колхоз «Новая жизнь». В конюшне, на скотном дворе, им постелили сухую солому, выдали паек на ужин и сказали, что жить здесь им придется до весны. А зима хлестала по ногам холодами, которые были злее, чем в Приморье.

Погоревали они и решили рыть землянки среди болот. Все теплее будет, чем в конюшне. Учитель посоветовал рубить камыш и вязать циновки, чтобы покрывать крыши и утеплять стены. Камыш обмазывали глиной, потом обжигали. Стебли камыша выгорали, а глина становилась твердой, как камень. Строительный материал был готов. Утеплили землянки и смогли даже построить корейские печи, которые обогревали дом снизу. Полы были всегда теплыми.

Весной им разрешили работать – сажать рис на свободных землях. Свободными оказались болота, которые окружали колхоз со всех сторон. Начали осушать топи, вырубать заросли, рыть каналы и устраивать рисовые чеки. Чек – это участок пахотной земли, залитый водой и огороженный. Все были поражены, что на осушенных участках земля оказалась очень плодородной. В первую же осень получили урожай риса, какого, ведя хозяйство в Приморье, не видели никогда.

Так переселенцы отвоевывали у болот новые земли, а у местного населения – уважение. До них узбеки тоже сажали рис: бросали в воду семена и ждали до осени урожай. Не знали, что такое прополка, и удивлялись, что с ранней весны до поздней осени корейцы копошатся на грядках.

Летом женщины с детьми выезжали на поле. Для детей там было раздолье. С утра до позднего вечера они играли, предоставленные сами себе. От них пахло солнцем, болотом и свободой. Набегавшись за целый день, ребятишки валились с ног от усталости. Заползали в накомарники и сладко спали до утра под комариный писк и кваканье лягушек.

А взрослые с утра брели по колено в воде. Выдирали сорняки с корнями из каждой лунки. Паразиты, водяные черви и змеи кишели в чеках. Мужчины надевали длинные штаны, которые перевязывали бечевками под коленом и щиколоткой. Женщины защищались плотными чулками, через которые пиявки умудрялись высасывать кровь, надуваясь как пузыри. Иногда можно было увидеть, как кто-нибудь бежит и размахивает руками, пытаясь выгнать змею, проползшую в штаны. Орали хором все вместе: и убегающий, и зрители. На глазах у всех несчастный снимал штаны и вытряхивал непрошеную гостью, которая хотела пригреться именно там.

Вскоре зять сообщил, что председатель колхоза вызывает учителя к себе:

– Он хочет, чтоб вы вели уроки корейского языка в начальных классах вместо арестованного педагога.

Учитель знал, что начались массовые аресты людей без суда и следствия. В 1938 году, когда произошла первая стычка советских войск с Японией у озера Хасан, над головами корейцев снова сгустились тучи. Причина та же – страна не доверяла чужим.

Учитель тщательно готовился к урокам: только научить читать и писать, без лишних слов, никаких бесед, чтоб потом ему не задавали вопросы люди в форме. В шляпе, с книгами под мышкой он шел каждый день на работу и радовался встрече с учениками. Но недолго длилась его радость. Ровно через полтора года преподавание в корейских школах на родном языке запретили.

Теперь дети учились и разговаривали на русском языке. Внуки не понимали родного языка и не особенно желали. Они были на разных берегах. Учитель понимал одно: никогда его внуки не станут великими писателями или художниками, потому что в крови у них сидит страх гонимого народа.

Он открыл глаза и еще раз прочитал письмо из Международного Красного Креста. Все совпадало: имена и даты рождения. Ошибки не было, его братья погибли в 1952 году, а он не знал об этом.

Их нет, а где он? На каком повороте он ошибся? Когда сделал шаг вперед из родительского дома и пустился в дальнюю дорогу? От реки Туманной до Сырдарьи в Узбекистане? Кому нужен его дряхлый фотоальбом, в котором приклеены неверные указатели? Пути выхода из лабиринта, в котором он заблудился. Он шел и падал, обдирая в кровь сердце об острые выступы в темноте. Смешной дряхлый старик в шляпе.

Я бродила по Сеулу и вспоминала деда. Худой, борода клином и шляпа, нависшая надо лбом. Как будто он идет рядом со мной по широким улицам, освещенным разноцветными огнями. Дед, я в твоем Сеуле!

Вот сейчас остановится, скажет неторопливо: «Это мой дом, я жил здесь», – и приподнимет шляпу. Рядом улыбнется мне его молодая жена, которую он увезет в чужие края.

Вспоминаю его печальный взгляд, дед повернулся и вышел из комнаты. Мы с сестренкой смеялись над его шляпой, как нам тогда казалось, дурацкой. Через много лет я узнала в Сеуле, что король, отец и учитель были наделены одинаковой властью. Отдавая ребенка в школу, родители говорили ему:

– С этого дня сэнсэй для тебя – король и отец.

Бедный дед! Ты цеплялся за шляпу и фотоальбом с вклеенными страницами из книг, чтобы не упасть в тех местах, где должен был умереть. Ты помнил, что учитель должен быть всегда достойным человеком, как король и отец.

Прости меня, дед!

Осматриваюсь. От маленькой летней пристройки нашего дома не осталось и следа. Здесь мама прятала одежду, когда убегала в кино.

Мать подмигивала мне и улыбалась. Я радовалась, понимая, что скоро мы пойдем вдвоем в кино. Ближе к вечеру она тайком переодевалась и выскальзывала на улицу. Мы шли молча до самого клуба. Купив билеты, усаживались на свои места и ждали, когда погаснет свет. Радж Капур пел и танцевал с возлюбленной, а мама смотрела на экран, не отрываясь ни на минуту. Лицо ее светлело, она улыбалась какой-то особенной улыбкой и была похожа на ребенка без забот и хлопот. Домой шли неторопливо. Я бежала вприпрыжку за матерью, которая все молчала.