Иван Тюленев - Через три войны. Воспоминания командующего Южным и Закавказским фронтами. 1941—1945

Почему?

Потому что новая советская тактика гибкого отхода сорвала замыслы операций на окружение вражеских войск в районе между Доном и Донцом. Потому что советский главнокомандующий (имеется в виду именно И.В. Тюленев. – А. Т.) сумел в последний момент восстановить контроль над частями и соединениями, отступавшими с Дона на Кавказ».

Прежде всего, Тюленев, конечно, уже знал противника, его сильные и слабые стороны. Еще 21 июля 1941 года генерал армии пишет докладную – несколько страниц в Ставку, где весьма проницательно анализирует немецкую тактику, «рассчитанную на ошеломляющий удар силами танковых и моторизованных войск и сеяние паники среди наших войск». Здесь же Тюленев пишет и о недостатках командования Красной армии: «Необходимо со всей решительностью подчеркнуть плохое управление общевойсковым боем, начиная от полка до корпуса… Оно, как показывает опыт, зиждется главным образом на директивах, кстати сказать, несвоевременных, не отвечающих тактическо-оперативной обстановке…» Предлагает командующий и меры, которые следует принять. Позже И.В. Тюленев подчеркивал, что «особенно пригодился мне опыт первых месяцев войны в подготовке стратегических резервов в Уральском военном округе осенью 1941 года».

Квинтэссенция боевого опыта первого года войны – в докладе И.В. Тюленева на сборе высшего начсостава Закавказского фронта 8 мая 1942 года. Четко, лаконично и ясно показаны особенности тактики немецких войск, необходимые методы и способы противодействия. До появления немцев у предгорий Кавказского хребта еще оставалось три-четыре месяца, Тюленев имел время на продуманную им подготовку, поэтому противник сразу почувствовал силу сопротивления бойцов Закавказского фронта.

В сложнейшей обстановке 1942 года И.В. Тюленев сполна проявил необходимые полководцу качества: способность принять на себя всю ответственность за рискованное решение, осмотрительность и точный расчет, интуицию и дар предвидения событий, простоту и ясность в составлении планов, а также то особое видение позиции, которое А.В. Суворов называл глазомером. Причем эти качества полководцу надо уметь применять, как писал еще К. Клаузевиц, в особых условиях: «Своеобразное затруднение представляет недостоверность данных на войне; все действия ведутся до известной степени в полумраке» [1] Цит. по: Теплов Б.М. Ум полководца. М., 1990. С. 82. .

Хорошо знавший Кавказ, служивший здесь до войны несколько лет, Тюленев предлагает и отстаивает перед Ставкой свое предложение «оборонительный рубеж вынести значительно вперед и оборудовать его на линии рек Терек и Урух… Приняв решение оборонять Закавказье с выносом главного оборонительного рубежа на Терек, я наряду с рекогносцировкой данного рубежа, проведенной на местности, тщательно проводил его с воздуха.

В те весенние дни 1942 года можно было часто видеть, как небольшой самолет подолгу кружил над территорией между рек Терек и Сулак. Он то шел низко, то высоко поднимался вверх, то снова опускался вниз и переходил на бреющий полет.

Осмотр местности с самолета еще больше убедил меня в правильности принятого нами решения».

Зачем цензорам и редакторам книги «Через три войны» понадобилось вычеркивать и этот эпизод, принижая решающую личную роль И.В. Тюленева в принятии нового плана обороны Кавказа?.. Всё в годы так называемого застоя должно было быть изображено безлико, сглаженно, после обязательной нивелировки событий и личностей.

…Прежнее командование округом в 1941–1942 годах считало необходимым отступить далеко назад, до «непроходимых» Махачкалинского рубежа и перевалов Главного Кавказского хребта, обосноваться там с наименьшим риском, оставив при этом немцам большую территорию. Можно только предполагать, как сложилась бы оборона Кавказа, если бы на месте Тюленева остался предыдущий командующий – обладавший недостаточной для полководца волей генерал Д.Т. Козлов, который, как известно, под грубым давлением интригана и дилетанта в военном деле Л.З. Мехлиса привел войска Крымского фронта к катастрофе…

И.В. Тюленев, в отличие от своего предшественника, был способен отстаивать собственную точку зрения, заставить прислушиваться к своему мнению таких посланников Кремля, как Л.М. Каганович и Л.П. Берия, а также других деятелей из НКВД. Хотя можно лишь догадываться, сколько нервов стоили ему угрозы «сломать хребет» и т. п.

Что в первую очередь придает настоящему полководцу решимость перед натиском врага, а также в отстаивании собственного мнения? Анализируя этот вопрос на основе романа «Война и мир», известный психолог академик Б.М. Теплов писал: «Позиция Толстого в вопросе о предвидении на войне (не та позиция, которую он стремится доказать в рассуждениях, а та, которую он показывает как художник) следующая: предвидение на войне не может быть делом более или менее механического расчета, не может быть извлечено из некоторой отвлеченной теории или науки', оно есть прежде всего дело чувства и доступно лишь тому полководцу, который живет одним чувством с армией и народом', в этом источник мудрости настоящего большого полководца. Воплощением этой идеи и является образ Кутузова» [2] Теплое Б.М. Указ. соч. С. 145–146. .

Глубоко символично, на наш взгляд, награждение И.В. Тюленева одним из первых орденом Кутузова 1-й степени…

Характерно и то, что Иван Владимирович в полной мере обладал исконно русской отзывчивостью и способностью к пониманию характера, психологии и быта многочисленных народов Кавказа, он сумел сплотить их в противостоянии общему врагу. Возможно, именно эти свойства личности И.В. Тюленева, его ум и такт были одной из главных причин, побудивших И.В. Сталина оставить командующего Закавказским фронтом на своем посту до конца войны.

М.Н. Тюленева (жена сына генерала – А.И. Тюленева) вспоминает: «Многое связывало Ивана Владимировича с Грузией, с Тбилиси, где дислоцировался штаб Закавказского военного округа, а во время войны – одноименного фронта, войсками которого он успешно командовал. После кончины И.В. Тюленева по просьбе работников музея истории войск Закавказского округа парадный китель Ивана Владимировича с орденами и медалями был подарен Грузии. Как рассказывали сотрудники музея, посетители очень часто спрашивали, почему их командующий не получил маршальского звания, будучи одним из первых генералов армии. Музейщики уверяли, что слышали ответ самого Ивана Владимировича: «Мое маршальское звание получил Лаврентий Берия».

Берия действительно получил столь высокое воинское звание во время войны. Я помню беседу в кругу друзей Ивана Владимировича, когда заговорили о Берии. Многие знали, какими нелегкими были отношения Ивана Владимировича с представителем Ставки. В ряде послевоенных статей восхвалялась роль Берии в битве за Кавказ. Потом взошла новая «полководческая звезда» – Л.И. Брежнев. О битве за Кавказ почти перестали вспоминать и журналисты, помню, как-то слышала удивление в приватной беседе: а была ли такая битва? С горечью прозвучали тогда слова Ивана Владимировича: «Наверное, надо было сдать Кавказ, а затем освободить. Тогда бы и оценка деятельности командования фронта была бы выше».