Мршавко Штапич - Плейлист волонтера

И у Ляли, и у меня, и у Кисы глаза лезут на лоб: такой достоверной кажется версия детей. Причем мы опрашиваем их отдельно, и они на разные лады говорят одно и то же.

«Жор, надо в пруду искать…» Жора вызывает Сурена, нашего дайвера; тот обещает часа через 4 быть на месте.

Мы почти не сомневаемся, что мальчика утопил старший брат, и это здорово напрягает всех. Но люди идут на задачи, и мы с Кисой тоже решаем еще раз зайти в лес.

– Есть шанс, что он не утонул? – спрашивает Киса, как только мы отходим от штаба. Такие вопросы задают с одной целью – чтобы их автора разуверили.

– Ну, шансы всегда есть.

В этот момент оживает рация – и радостный голос Ляли трещит: «Всем лисам отбой, найден, жив!»

Местные несут малыша – заспанного, закусанного комарами, с сеном в волосах. Ляля рыдает, Киса тоже. Чтобы не заплакать, как девчонки, я широко открываю глаза, – но, когда меня обнимает Ляля, я утыкаюсь ей в плечо и мгновенно заливаю его.

На поляне садится вертолет. Жора опять как Будда – но Будда улыбающийся. Все обнимают всех, все рыдают со всеми – все, но не Жора. Жора стоит, как изваяние.

Малыша уносят домой. Позже выяснится, что он так испугался братца, что спрятался в сарае, который нашел неподалеку. Потом стемнело, и выходить стало еще страшнее. Его жрали комары, он подмерзал, крепко уснул только под утро.

Мы разъезжаемся в состоянии эйфории – но на подъезде к Москве звонит Ляля: «У нас еще один ребенок, 5 лет, Домодедовский район». Третий поиск подряд, в моей жизни такое впервые. Потом окажется, что в сезон это нечто вроде нормы, такое переживает каждый.

Лес, поселок, река. У реки – согбенная фигура прабабки пропавшего мальчика, которая гуляла с ним именно здесь. Опять вода, опять все предельно ясно, и опять – дурацкая, невероятная, еле тлеющая надежда на чудо, похожее на смоленский сарай. Утром, черт подери, мы это видели! Такое бывает!

Главная задача – у Сурена, который приехал на этот поиск уже с бригадой дайверов. Мы как-то скупо здороваемся, потому что надеемся, что Сурен и его ребята не станут теми, кто найдет.

Жора отправляет нас осмотреть лесопарк и берег реки. В общем, задача непыльная, только ивняк вдоль воды мешает. К иве, крайним к реке, иду я. Течение достаточно сильное для Подмосковья, река полноводная, настоящая, пока не изуродованная дамбами или бетоном набережной. Поиск похож на прогулку – тихую, среднего темпа прогулку, участники которой договорились пофилософствовать наедине с самими собою, не сильно отвлекая друг друга. Нас человек 6, и выйти мы должны далеко – километрах в трех от точки входа, а от штаба – и вовсе в четырех километрах. Поэтому мы договариваемся, что нас заберет пикап, в который мы дружно впрыгнем.

«Как я заебалась с этими поисками вашими», – тихо и грустно произносит Киса. Ухмыляется вся банда. Вползаем в кузов. За рулем – Рептилия, ему кто-то в штабе выдал джип. Из кабины разносится песня «Все решено». Кто-то говорит. «Кис, это про тебя… ядовитая… разбитая…» Хохот. Киса пританцовывает, не отрывая задницы от багажника.

Выезжаем из-за поворота – и видим, как Сурен выходит из воды. С телом на руках. Тишина.

Когда Сурен переоделся и пришел в штаб, я задал ему давно мучивший меня вопрос:

– Слушай, Сурен, а не страшно искать под водой? Там же по-любому труп?

– Не страшно, ты знаешь. Стремно, когда он всплывает перед маской, – там в воде же всё увеличенное. Особенно если он уже поплавал, размок… Зрелище жуткое. А тут… Ребенка жалко, но я привычен. Его я нащупал и вытащил не глядя.

Вечером я сидел и ныл в моем книжном баре. Маша, продавщица-филологиня, которой я ныл, надеясь на секс, так устала слушать про мои злоключения в личной жизни, что сказала: «У меня есть подруга, она флорист. Лена. Давай к ней поедем, у нее сегодня тусовка».

Тусовка разошлась часам к двум ночи, а я неловко и устало потрахал Лену и, даже не кончив, думал отвалиться поспать. Закурил и задумался о последних 36 часах. «О чем думаешь?» – тут же спросила Лена, которая наверняка переживала из-за чего-нибудь женского: неровной выбритости, или небольшой груди, или чего-нибудь там непропорционального. Она же чувствовала, что я трахался на отъебись, и это могло ее задеть. В ответ я неожиданно для самого себя рассказал, что происходило со мной в эти полтора дня. То ли в награду за то, что я не заметил никаких недостатков, то ли в качестве поощрения за бестолково, бесполезно для дела проведенное время я получил один из лучших минетов, какие можно представить.

Хрупкий решил разыграть какой-то странный и дикий спектакль. Он позвал меня на тусовочку со своей Милой в кафе. Поскольку мне было паршиво идти одному, я позвал Лену. Лена ответила, что подумает. Я очень нетерпелив, поэтому я тут же позвал и ее подругу Веру. Вера тоже ответила, что определится позже.

Вера была продавщицей, как и Маша, сбагрившая меня от себя к Лене. После ебли с Леной Вера сама начала мне писать (как выяснилось позже, Лена ей просто что-то рассказала, причем сильно приврала, видимо, стремясь не так одиноко и упадочно выглядеть среди подружек), потому я счел уместным ее позвать.

В общем, случилось так, что я пришел на встречу сразу с двумя девушками, чего мой кошелек мне простить не мог. Потому мы с Хрупким договорились, что платит он, якобы по своей воле, исключительно из щедрости.

Мы играли в Элиас, или в Активити, в какую-то такую херню, в которую обычно играют люди, объединенные безысходностью времени и места действия. Все делали вид, что им весело. Мила смеялась над моими шутками. Хрупкий подыгрывал, но ревновал. Вера и Лена ждали разрешения странной ситуации, в которую сами себя поставили (друг от друга они заранее знали, что я позвал обеих). В общем, пиздодеятельное и бессмысленное собрание, которое вскоре пришло к публичной ссоре Милы и Хрупкого. Нет, конечно, Хрупкий имел остатки достоинства и срался в сторонке, выйдя покурить. Правда, он не учел, что курят все.

Эта ссора пришлась мне некстати. Вера и Лена глядели друг на друга, потом на выясняющих отношения Хрупкого и Милу. Я приобнимал Лену, но, увидев взгляды черноглазой и маленькой Веры, перестал. Вера выигрывала у Лены по большинству статей. Я сдался и покинул перекур первым.

За мной отправилась Мила. Мы умывались в соседних умывальниках, пока я не понял, что Мила заглянула не в тот туалет. Когда я поднял влажное лицо и спросил, зачем тут, в женском туалете, писсуары, Мила захохотала – и в этот момент вошел Хрупкий. Его лицо стало каменным. Он просто хотел в сортир, а тут его баба угорает над шутками другого парня. Хрупкий совершил кувырок внутри себя, чтобы не ебнуть кому-то из нас. Горжусь им до сих пор – с его-то характером и справиться. Браво. Мила вышла, я молча отлил. Хрупкий заперся в кабинке. Скорее всего, его перекосило так, что только четыре стены могли вынести это зрелище.