Зоя Ускова - Терапия оглашенных. Хроники молодого психолога

Последнее выражение я особенно люблю. Во-первых, чистое народное творчество, никто не знает, кто это придумал и в каком контексте. Во-вторых – как это доказать? Можно начать с простого опросника, два пункта, отвечайте да/нет: 1) Случалось ли вам разговаривать в храме? 2) есть ли в вашей жизни проблемы/скорби? Любой нормальный православный отвечает «Да» на оба пункта, результат: коэффициент корреляции =1. Проверки диссертационным советом не выдержит. Попробуем эксперимент. Две группы испытуемых. Одним запретим говорить в храме, других обяжем говорить в храме. Через три месяца (надо дать скорбям время) спрашиваем: появились ли в вашей жизни новые скорби? Гипотеза: обе группы ответят положительно. У любого человека в течение трех месяцев появляются во внимании какие-нибудь новые проблемы (и какие-то старые уходят). Гипотеза подтвердилась, теория о скорбях опровергнута.

Даже если исследование продемонстрировало бы сильную корреляцию, подтвердив, что есть взаимосвязь привычки говорить в храме и присутствия в жизни скорбей, результат оставляет пространство для интерпретации. Может, присутствие проблем повышает тревогу, вследствие чего человек нуждается в большем количестве социальной поддержки? Или развитая коммуникативность имеет свойство быть проблемно-ориентированной?

Итак, в основе этой фразы лежит ряд мыслительных действий: 1) выделены два явления жизни; 2) предположена взаимосвязь; 3) установлена причинно-следственная связь; 4) наконец, заявлен источник, эту связь регулирующий. И все это без какого-либо научного исследования. Вот почему христиан называют шарлатанами! есть у нас привычка торопиться с выводами.

В общем, в нашем храме скорби не посылаются говорящим, по крайней мере, никто об этом не предупреждает письменно на входе. Стены расписаны современными художниками, хорошими. Никаких распечатанных на А4 икон на скотче. Никакого электронного табло «Христос воскресе» над царскими вратами. Все спокойно.

В одном приделе идет служба, в другом – исповедь. Одно другому не мешает, но при этом все вместе. Я встала в очередь, здороваясь с людьми передо мной, и тут заметила Клима. Он как раз был следующим к священнику. И опять мой дзен неожиданно обрадовался, увидев того, кто разделил со мной вчерашнюю радость, даже был ее причиной! Не такой уж Клим и мерзкий, в конце концов. Немного занудный просто.

Скоро поисповедовавшись (невольно стала думать, в чем же, и решила, что в курении, хе-хе), Клим подошел ко мне, в конец очереди, и мы разболтались (Nota bene! Проверить себя на предмет скорбей в ближайшие недели).

– Как ты после вчерашнего?

– Замечательно! Как ты?

– Эм-м… я знал, на что иду, – кажется, Клим не так был восторжен, как я. – Вообще, у меня есть вопросы к психодраме. Но тебе все понравилось, да?

– Ну, не все-е-е, конечно…

Это что такое? Что тебе не понравилось?

– Мне кажется, баланс ведущих немного…

– Да-да, мне тоже не хватало отца Сергия. Я вообще боялся, что так будет, надеялся, наоборот, что он будет главный.

– Вы хорошо знакомы?

– Я у него учился. Он ведет курсы по христианской антропологии.

– Наверное, здорово?

– Потрясающе! Посмотрим, будет ли он вставлять это здесь. Свои знания.

– Ты хочешь свой случай представить в следующий раз?

– Посмотрим. Случаи у меня есть… – Ой-ой-ой, «случаИ»! – Посмотрим, что тогда будет актуально. Ты будешь?

– Конечно, если все благополучно. Спасибо, что позвал меня, это то, что мне было нужно!

– Да, я так и думал.

Странное у меня чувство, когда я говорю с Климом, – одновременно и подыгрываю ему, и хочу вставить шпильку, и стараюсь показаться значительной, компетентной. Из-за чего опять же подыгрываю. Бр-р, неприятно это. Хотя человек-то не такой уж и мерзкий! Мужчина, может? Не надо, не надо. Не начинай. Но в этом тоже можно исповедоваться.

В этот момент проходил отец настоятель, видимо, с требы, с дароносицей под расстегнутой курткой, и, заметив нас, что-то решил сказать и сменил траекторию движения от алтаря к исповедальной очереди. Интересно, что когда отец Игнатий решает с кем-то говорить, его лицо сразу суровеет. И тема-то может быть безобидная, но обсуждает он ее с видом недовольного начальника.

Отец Игнатий, или отец настоятель, мужчина за пятьдесят, несколько кустодиевского типа, такой, про которого скажут «попы на мерседесах». Или лучше – есть портрет Мусоргского, глядя на который не можешь не думать, что Мусоргский в запое и давно, такой у него иссиня-красный нос, блуждающий взгляд и осоловелое лицо. Вот так выглядит отец Игнатий. Губы, нос, щеки – все говорит о том, что родом он с Украины. И ничто бы не выбивалось из образа, но это – самый лучший знаток Библии из всех мне встречавшихся, и постоянно читающий последние исследования, вроде того, что у апостола Павла была жена, а Христос был не плотником, а каменщиком. Страшно сказать, этот человек знает первую главу от Матфея – родословие Иисуса – наизусть.

К сожалению, наши отношения с отцом настоятелем всегда оставались прохладными, как я ни люблю слушать его проповеди про тонкости Ветхого Завета. Он из тех людей, которые, видя незамужнюю девушку, думают: «Непорядок», что всегда поджигает мою внутреннюю пороховую бочку феминизма. Подходить под благословение его нужно, а не хочется. С другой стороны, именно благодаря его перфекционизму в нашем храме нет иконок на картонках, и службы идут вовремя, и вообще порядок. А что он не стал душой прихода – это потому, что он выбрал роль строгого отца, а роль любящей матери отдал другим. Кажется, что он знает, что делает.

– Ну-ну, психологи! Как ваши дела?

– Работаем потихоньку, отче, – отвечает Клим, сразу подхватив тон отца Игнатия.

– Да-да, отец Георгий говорил. А у тебя как идет?

Ну почему он говорит со мной как со слабенькой троечницей?

– Сейчас вот шесть клиентов ходят, – быстро говорю я, опять оправдываюсь.

– Ну-ну, неплохо, – видно, что его не впечатлило. – Раз у нас теперь Клим появился, я тут думаю, может, повесим объявление на сайте?

– Я пока работаю… отдельно.

Непонятно, интересно это предложение Климу или нет.

– Ничего, подтягивайся. А то что у нас одна Софья…

– Да пока не так много народу, отец Игнатий, я вполне справляюсь, – я начинаю раздражаться.

– Все равно, как-то представительней будет. И потом, я слышал, ты на семейном лечении специализируешься, да?

– Семейное консультирование, да.

– Вот, этого у нас еще нет. А детьми ты занимаешься?

– Отдельно нет, только с семьей в целом.

– Ну, тоже хорошо. Я так понимаю, проблемы детские всегда можно как бы как семейные рассматривать, да?

– Н-н-да, часто системный подход эффективней, если мы говорим о норме.